Все склонились к газете. Фотография, на ней знакомые лица, сдержанные улыбки. Ванда обрадованно хлопнула в ладоши:
— Наш Петрусь! Точно! С монтагой!
Это был снимок, присланный из Лейпцига. Петр мгновенно вспомнил, как фотографировали их во время монтажа, как попали они и в объектив «своего» же, московского, фотокорреспондента — сметливого, быстрого в движениях товарища, который потом записал в свой блокнот, кто они, откуда, каким управлением посланы. Была и небольшая заметка под снимком, в ней упоминались Найда и Невирко.
— О тебе уже знают наверху! — усмехнулся Анатолий. — Тут честь надо беречь.
Жаль было отдавать газету, но Петр аккуратно сложил ее и вручил Анатолию. Сказал сурово:
— Если уж беречь честь, то без ваших фокусов-покусов!
— Гляди, гляди, — с легкой угрозой процедил Анатолий и направился к своему столику.
Виталий живо наполнил всем рюмки.
— Ребятки, не тушуйтесь! Я предлагаю выпить за гениальнейшего артиста кино, за нашего знаменитого Петьку Невирко! Ура!
Они стоя выпили и сквозь кипение зала и грохот оркестра двинулись к выходу.
На улице возле «Запорожца» вышла задержка. Полина глянула на часы; видно, ей пора было домой. Петр стоял с безразличным видом. Но Виталик решил не сдаваться.
— Среди нас именинник — и уже по домам? А не рано ли? Хочешь или не хочешь, Петро, а мы должны почтить тебя по-настоящему. Скажу по секрету, что для такого случая в багажнике я храню хорошенький флакончик.
— Мало! — закапризничала Ванда.
— Нацедим из карбюратора еще один, — великодушно пообещал Виталий. — Только не здесь. Душа просит свободы, простора. — Он почесал затылок, явно что-то затевая. — Идея! Едем на наш объект! Да, да, милые мои. Едем туда, где мы собственными руками воздвигаем будущее.
— Но там же третья смена, — возразил Петр.
— Фома ты неверный! — засмеялся Виталик. — В эпоху массовой информации забываешь, что все данные находятся в этом компьютере. — Он стукнул себя пальцем по лбу. — Забыл? Ночной смены сегодня не будет. А сторож Жугай спит, верно, запершись в будке, чтобы его не выкрали вместе с ценным оборудованием и кудлатым Мациком.
— На объект! — повеселела Ванда. — Я хочу посмотреть, что вы воздвигаете.
Поля, вздохнув, посмотрела сокрушенно на Невирко, в глазах ее были усталость и грусть.
— Вот фантазер, — проговорила она, не решаясь отказаться. — Теперь до утра будем мотаться по городу. Романтики!
На строительной площадке было ветрено, холодно, неуютно, и настроение у всех заметно упало.
— Если бы погреться, — вздохнула Полина.
— Пожалуйста!.. — промолвил тоном волшебника неунывающий Виталик. — «Пусть всегда будет солнце»!
Он двинулся куда-то в нагромождение строительных конструкций, меж наспех закрепленными панелями, потоптался там и наконец включил установленный на треножнике светильник. Яркое сияние четырех фонарей разлилось на верхнем этаже, со всех сторон окруженном ночной мглой. Сквозь незастекленные окна мерцали огоньки окраин, линии трасс, мостов.
Стало будто теплей, все почувствовали себя уютней, в надежном, теплом прибежище. Только Невирко, хмурясь, поглядывал вниз.
— Влетит нам за этот фейерверк, Виталий. — Хмель выветрился из его головы, и теперь явилось чувство трезвой и строгой рассудительности.
— Огонь Прометея, — сказала Ванда, стоя рядом с Виталием.
Ей, по правде говоря, хотелось веселых развлечений. Ведь в ресторане только начали, вошли, так сказать, во вкус.
Вспомнили о музыке. Виталий, оказывается, захватил с собой магнитофон, маленькую черную шкатулку, которой очень гордился, японский аппарат самой лучшей марки. Раздобыл он его по знакомству. У Виталика вообще всюду знакомства. Однажды повел Ванду в центральный универмаг и там купил ей роскошные югославские сапожки, — победно улыбаясь, вынес их прямо из подсобки. Есть же такие люди: словно бы простые, скромные, а везде у них знакомства, все им удается, и денежки водятся, и жить они умеют, думала Ванда, наблюдая за Виталиком.
— Ну, друзья, мало вам веселья? — задорно спросил Виталик, налаживая магнитофон. — Все свое, видите, ношу при себе, как говорили в Древнем Риме.
— Не надо о Древнем Риме, — надула губы Ванда. — Я провалилась на экзаменах на исторический факультет.
— Петро, ты слышишь? — вздернул чубатой головой Виталик. — Она против расширения культурных связей с заграницей. — Он манипулировал возле своего магнитофона. — Погодите, девчата, скоро нас позовут выпрямлять Пизанскую башню, реставрировать Колизей, мостить заново площади Венеции. А там — найт клабс, машины с восьмицилиндровыми двигателями, кабальеро, пистольеро. — Он нажал на клавишу магнитофона, и ударила ритмичная музыка. Подхватив Ванду, Виталик принялся танцевать на маленьком бетонном пятачке. — В эпоху технического прогресса самое главное — жить просто и счастливо. Пить жизнь, как пьют терпкое грузинское вино.
Читать дальше