Юрий Бедзик - Этаж-42

Полина села у стола и не без любопытства принялась разглядывать жилище хозяина. Игорь Александрович предложил им кофе и уже хотел было уйти на кухню, как Полина вдруг сказала с детской непосредственностью:

— Если бы еще и кусочек хлеба с маслом. Я прямо с работы. Проголодалась страшно.

— Господи, да я вас сейчас вкусно накормлю, — обрадовался Голубович. — Вчера у меня сестра была, наготовила на пять дней.

— Поля, ну как можно! — рассердился Невирко.

— А я хочу есть, — с капризной гримаской протянула девушка. — Мы, Игорь Александрович, в кино собрались, а я вдруг вспомнила о вашем приглашении.

Голубович улыбнулся. Он был искренне рад гостям, хотя, конечно, и не готовился к приему. Сказал, что сейчас он накормит Полину и Петра угостит. Сам не пьет, а гостю сам бог велит. Да и причина уважительная — приехали немецкие коллеги. Он уже слышал о них. То-то будет хлопот Петру Онуфриевичу, нужно показать высокий класс. У них культура монтажа — ого-го! Сами знаете. Жаль, ему не придется поработать с ними.

— Хватит еще и на ваш век монтажа, Игорь Александрович, — сказала Полина, уловив грустные нотки в словах Голубовича.

— Вашими бы устами, Полиночка… — вздохнул Голубович. — Одним словом, выпить нам есть за что. Айн момент, если уж говорить по-немецки.

Принес из кухни всякой всячины, разложил все по тарелкам, вынул из холодильника бутылку коньяка, зазвенел рюмками. Сели за большой стол, и Голубович сразу заговорил о деле:

— Меня, Петр Онуфриевич, встревожила ваша статья в московском журнале. К вашей идее непонятно каким образом подключился еще один товарищ. Очевидно, вы знаете? Максим Каллистратович. Можно было бы этого и не заметить, но такое не впервые у Гурского. — Голубович взял с письменного стола журнал. — «О принципах каркасного крепления…» — прочел название и отложил журнал в сторону. — Вам известно, кто посылал вашу статью в журнал?

— Догадываюсь, — неуверенно произнес Невирко. — Верно, тот, кто оказался моим соавтором.

— Нет, — резко рубанул ладонью воздух Голубович. — Посылал не он. Материал готовил к печати не он. Ряд поправок внес тоже не он. Дело теперь прошлое, и я сознаюсь: это сделал я, не сказав вам об этом. Были некоторые сомнения, и я решил пока утаить от вас. Ждал, был уверен, что московские коллеги оценят ваши мысли. И вдруг… соавторство! Гурский со всей своей редкой бесцеремонностью… Пришлось послать опровержение. Моим друзьям и коллегам. Там сделают соответствующие выводы и… Одним словом, ваша идея и ваш проект остаются вашими, Петр Онуфриевич, — устало закончил Голубович. — Теперь экспериментируйте. Прямо в своей бригаде и экспериментируйте.

— Но вы не знаете… — начал было несмело Петр.

— Знаю, — отмахнулся Голубович. — Глупости, детские глупости. Только глупцы теряют своих товарищей, а вы к таким, пожалуй, не принадлежите. И никаких взрывов, никаких осложнений, все силы — на разумный труд, на полное осуществление вашего замысла. Большое дело начинаете, Петр. Имейте в виду: профессор Добрынин вместо меня будет вашим консультантом. Возможно, и я что-нибудь смогу… Одним словом, как сказал один мудрый человек: пора из гениального становиться разумным!..

Петр и Полина поднялись со своих мест.

— Если вы разрешите, я навещу вас, Игорь Александрович, — сказал в прихожей Петр.

— Приходите, — тепло откликнулся Голубович. — Судьба столкнула нас на узкой дорожке.

Полина порывисто обняла его, поцеловала в щеку и, увидев на ней след от своей губной помады, рассмеялась:

— Все будет хорошо… У меня счастливая рука, Игорь Александрович.

— Будем надеяться… — И повернулся к Невирко: — Так вот, Петр, судьба столкнула нас на узкой дорожке. Я не попрекаю вас. Только прошу: будьте наконец серьезным человеком. Слышите, Полина? Ему давно пора стать серьезным…

— Слышу, — сказала Полина. — Я ему уже говорила об этом.

Выйдя на лестничную площадку, Петр поднял руку и сжал в ротфронтовском салюте кулак:

— Нет более серьезных людей, чем строители, Игорь Александрович. Особенно перед защитой дипломных проектов.

Наконец прибыла долгожданная делегация из Лейпцига. В составе ее прилетела и дочь Густы — журналистка Инга Готте. Чуть ли не первой сбежала по ступенькам трапа на бетон аэродрома. Короткая стрижка, черные расклешенные брючки, полосатый свитер — настоящий мальчишка.

Найда сразу узнал ее.

— Инга, дорогая моя! — И протянул ей букет роз. Он говорил по-немецки четко, хотя и с напряжением.