Инга вспыхнула от радостного волнения:
— Геноссе Алексей Платонович!
В трепетном порыве припала к нему головой, глаза ее наполнились слезами.
— Инга, милая моя… — бормотал растроганный Найда. — Наконец вы приехали к нам.
Большой красный «Икарус» повез гостей в город, пересекая площади, врезаясь в тенистые ущелья улиц. Молодые немецкие рабочие поглядывали то вправо, то влево, хотя с ними не было гида и никто не давал им никаких пояснений.
Вечером Найда привел Ингу к себе домой. Ольга встретила ее сдержанно-вежливой улыбкой. Инга чмокнула Ольгу в щеку. Найда подозвал девочек:
— Нойе генерацион, Инга, Маринка унд Наташа. Новое поколение.
— О, понимаю, понимаю, — постепенно осваивалась с русской речью немка. — Гуте киндер. — И погладила Наталочку по головке. — Можете говорить, я немножко понимаю. Мы в республике все учили немножко русский язык.
Девочки с любопытством поглядывали на необычную гостью.
Ольга Антоновна пошла в кухню готовить угощение. Явились Климовы — трогательная престарелая пара. Генерал и на этот раз не удержался от воспоминаний:
— Припоминаю, как под городом Бад-Шандау мы в апреле сорок пятого атаковали позиции эсэсовцев. Мерзавцы дрались ожесточенно и упорно, как обреченные. Сожгли почти весь город, а мирных жителей согнали к мосту и заставили перетаскивать боеприпасы. Попробуй ударь из пушек или пулеметов, когда там женщины бегают, ребятишки шмыгают между окопами. Но помог один немецкий товарищ, провел наших солдат через старый туннель, и мы атаковали эсэсовцев с фланга.
— О, эс-эс есть кошмар! Смерть! — искренне ужаснулась Инга, и на лице ее проступило такое выражение страха, будто ей самой довелось тогда бегать среди горящих зданий. — Эс-эс есть фербрехен… значит — большой преступление.
Она достала из сумочки какой-то конверт, вынула из него фотографию, с особенной осторожностью положила перед Найдой на стол.
— Мама… перед смертью… Моего отца убили в Ошаце. — Инга торопилась рассказать то, что ей удалось раскрыть из того далекого и страшного времени. — Ошац, Ошац, вайст ду?
— Да, да, — кивал головой Найда, хотя ничего еще не мог понять и лишь догадывался, что Инге стала известна истинная правда о прошлом матери.
Инга вытерла глаза платочком, подняла голову:
— Все знаю про маму. Аллес!
И стала рассказывать. Густа Арндт и Ингольф Готте после побега из концлагеря долго пытались связаться с товарищами по партии. Все явки были провалены. Повсюду шныряли гестаповские агенты, они даже знали пароли, и в любую минуту их могли схватить: в Гамбурге, в Бремене, в Берлине, в Лейпциге… Пришлось искать прибежища на глухом хуторе, за Ошацем, у дальних маминых родственников, где еще в тридцать третьем году была организована конспиративная квартира. Они добрались туда и прятались там несколько месяцев. Но один бежавший из концлагеря товарищ — его звали Генрих Вилле, — не зная, что за ним следят, привел к ним «хвост». Ингольфа Готте убили там, а маму…
— Маму они не взяли, — внезапно охрипшим голосом проговорила Инга. — Вилли Шустер ее защитил. Он… давно был в нее влюблен… — Инга опустила голову.
— Я знаю, — ласково положил ей на плечо руку Найда. — Он работал с ней в клинике Генриха Шустера в Визентале.
— О, какая это мука! Майн гот! За что ей пришлось все это испытать! — быстро заговорила Инга. И вдруг с умоляющим видом испуганно взяла Найду за обе руки и, заглянув ему в глаза, спросила: — Вы же не верите клевете Шустера, правда? Вы не можете верить? Он был зверь… Его мемуары — вранье… подлость!..
— Я рад, что вы в этом убедились, — сказал Найда. — Но я виноват перед вами.
— Вы не виноваты! — даже испугалась Инга. — Генрих Вилле… Он написал открытое письмо Шустеру — я привезла газету.
Пришлось кое-что рассказать Климовым, которые во время беседы молча сидели за столом, смущенные тем, что стали невольными слушателями трагической истории.
Вспомнили о нападении фашистов на Визенталь, о ночном рейде в логово Шустера в лесу, о зверском покушении на часовщика Генриха Вилле, который что-то знал и чего-то боялся.
— Теперь, Инга, еще одно… — проговорил Найда. — Моя жена Ольга — дочь инженера Звагина. Ты слышала про инженера Звагина?
Инга удивленно заморгала ресницами:
— Звагин?.. Яволь!.. Ваш друг, инженер. Мама рассказывала… Сорок первый год, клиника Шустера.
Ольга Антоновна, видимо, что-то уловила из беседы. На ее глаза навернулись слезы, и она быстро вышла из комнаты.
Читать дальше