Юрий Бедзик - Этаж-42

Время было позднее, но Ольга все еще хлопотала на кухне. Потом пришла, села рядом с Найдой, который перебирал свои бумаги. Он тепло и в то же время с грустью посмотрел на нее:

— О письме все думаешь?

— И без письма хватает забот. — Ольга положила на его руку свою небольшую крепкую ладонь.

— И все-таки мучаешься?

— Мне совестно перед детьми, — глухо сказала Ольга.

Слова эти горечью отдались в его сердце. Ольга что-то почувствовала, тревожно спросила:

— Тебе нехорошо?

— Вспомнил Ингу… Сколько еще несчастных детей… И до сих пор она не знает, кто во всем виноват. Хорошо, что с ее покойной матери снято подозрение.

Ольге было известно о давних событиях в Визентале. Как-то Найда дал ей прочесть первые черновые наброски своих воспоминаний, и она поняла ту боль, которая с тех, военных, лет поселилась в его душе. Ольга не раз замечала, как он порой становился мрачным и уходил в себя. Но зря он себя винит. Он сделал все, чтобы спасти маленькую Ингу, которую Шустер выкрал из дома сирот.

— А ты себя не казни, — сказала Ольга. — Ты сделал все возможное.

— Нет, все-таки я виноват. Знал ведь, что Шустер явится… Не уберег девочку. От этого и Густа Арндт столько страдала. От этого и мне нет покоя, — грустно заключил он.

Ольга осуждающе покачала головой:

— Может, еще поедешь в Федеративную? Разоблачишь Шустера? Подашь на него в суд?..

— Разоблачить его нужно бы… Рассказать о его зверствах, клевете на Густу Арндт… Уже пора открыть людям глаза…

— И откроешь! Вон какую гору бумаги исписал, про все свои мытарства рассказал, все свои раны разбередил… — Ольга, видно, вдруг что-то припомнила, улыбнулась. — Полина мне говорила: Петя твои воспоминания читает, оторваться не может. Вроде бы вторично перечитывает.

— Значит, взяло за живое, — повеселел Алексей Платонович. — Ну, Оленька, готовься принимать гостей. — Он ласково обнял жену, взглянул на ее бледное, осунувшееся лицо. — Придет к нам Петя. Помяни мое слово — придет!

В жизни Полины наступил крутой перелом. Прежде все ее заботы сосредоточивались на младшем брате. Много времени отнимало хозяйство: квартира, хоть и небольшая, однокомнатная, содержалась в порядке. Крутилась Полина как белка в колесе: работа — дом, магазин, аптека.

Теперь появился в ее жизни морской офицер. Привыкала к нему с трудом, никак не могла заставить себя почувствовать к нему нечто большее, чем просто симпатию и уважение. Он сдержан, деловит, с уверенной походкой, густобров и темноглаз. Когда закончился отпуск, уехал к себе в Севастополь. А ей нужно было решать. Маме он очень приглянулся. «Выходи за него, дочка…» Пообещала ему, дала слово. И он поверил. Видно, сам никогда не нарушал своих обещаний, потому и не сомневался в Полине. И она себя стала всячески убеждать. Впереди целая жизнь, и о ней следует подумать. Человек он положительный, солидный. Такими не бросаются…

Но с каждым днем ей становилось все трудней, сомнения все больше охватывали ее. Сердце говорило ей другое, у сердца были своя логика и свои законы. Порой она чувствовала себя бессильной, образ Петра Невирко неотступно преследовал ее. Хотя они виделись редко (чаще всего в приемной Гурского), она знала о нем все: как ему тяжело и одиноко без своей бригады и без Найды, как он отказался стать бригадиром на новом объекте. А еще знала, что он ищет случая, чтобы встретиться с ней. Она этой встречи боялась, но боялась с тем затаенным страхом, в глубине которого жила надежда и безотчетное желание видеть его.

Как-то вечером, когда пришла домой с полной сумкой покупок, из кухни выскочил братишка, радостно сообщил:

— А у нас гости!

Полина вошла в комнату. Навстречу ей поднялся с дивана Найда. Вот уж кого не ждала! Выкладывая из сумки продукты и пряча их в холодильник, она расспрашивала его об Ольге, о девочках.

Найда сказал, что Маринка почти здорова и пришел он по другому делу. Полина села рядом с ним на диване.

— Я насчет Петра, — начал Алексей Платонович, кашляя.

— Что с ним? — испугалась Полина.

Найда, нахмурив кустистые брови, неторопливо начал рассказывать о событиях на стройке, о том, как нехорошо повел себя Петр…

— Вы меня извините, Алексей Платонович, — взволнованно прервала его Полина, — но с ним нехорошо поступили.

Найда раздосадованно поднял брови:

— И ты в защитницы! Конечно, денег он не воровал и человека не убивал. Но от его странных выходок, от его самоуверенности…

— От его скромности! — перебила Полина.