Юргис Балтрушайтис - Литва - рассеяние и собирание

Выделяется и размерами (почти двести писем Балтрушайтиса и соответствующее количество недосягаемых — увы! — ответных писем), и напряженностью чувств переписка с Джованни Папини, виднейшей фигурой интеллектуальной и духовной жизни Италии первой половины XX века. Папини — философ, эссеист, журналист, прозаик, поэт — на всех поприщах оставил самый заметный след. Его духовная эволюция — от бунта против позитивизма и буржуазной порядливой ограниченности к художественному модернизму и нонконформистскому католицизму — близко отвечала эволюции Балтрушайтиса. Важно не только согласие, однонаправленность их личных путей. Параллельными или сходными путями шли их спутники в культуре — московские символисты и флорентийские и римские соратники Джованни Папини.

Балтрушайтис познакомился с Папини на пороге 1905 года. Глубочайшее взаимопонимание открылось сразу. На первый год переписки приходится половина известных нам писем Балтрушайтиса, доверительно бытовых и фанатично проповеднических. До европейской катастрофы 1914-го переписка, при нечастых встречах, сохраняет характер переписки братьев. Затем — редкие жесты памяти…

Из числа писем Балтрушайтиса к Папини, отобранных для вышеназванного литовского издания (оно должно выйти в свет в 2015 году, письма будут напечатаны на языке оригинала и в переводе на литовский), мы отобрали несколько характерных. Перевод выполнен по фотокопиям с автографов Балтрушайтиса, хранящихся в архиве Джованни Папини (Fondazione e Museo Primo Conti (Fiesole, Firenze). FC/AP VII. C. 172).

Работу над изданием писем Юргиса Балтрушайтиса к Джованни Папини много лет назад начали трое друзей — Фаусто Мальковати, Юозас Тумялис и Николай Котрелев. Первоначальный замысел осуществлен не был, теперь к проекту вернулся один Котрелев, но он обязан сказать, что не будь того дружеского почина, невозможною была бы даже эта скромная предварительная публикация.

<11/24 июля 1905 г. Римини>

Ночь

24. VII. <19>05

Мой дорогой! Как видишь, пишу много, хотя и не удается мне вполне распахнуться перед Вами. Быть может, потому, что слишком подавлен моею всегдашнею болью, ни происхождение, ни важность которой не известны. Это как облако, медленной тенью застилающее глаза того, кто пытается видеть как только можно четче. Оттого этот обман мысли, чувства и образов. Когда Вы приедете к нам, на печальный Север [197] В России Дж. Папини побывать было не суждено. (Здесь и далее — прим. публикатора.) с его серыми равнинами, когда придется дни и дни жить под мелким дождем, который, кажется, затягивает весь мир паутиной, Вы лучше поймете, почему столь мимолетна наша улыбка, почему столь горька каждая наша слеза. Вы, вскормленные сиянием безоблачного Юга, вечным празднеством всего и вся, возможно, не знаете, сколь драгоценна искра, сколь обманной кажется она, сколь она представляется неуместной. Она драгоценна, как немного хлеба в руках вечноголодного, она лжива, как всякое утешение, она неуместна, как смех в торжественной тишине полуночи… Вы лучше поймете и то, почему мы видим в темноте… Огонь для вас — вещь слишком привычная, как морская вода, тогда как для нас он — Бог, тогда как Искра — наша Троица… Потому я — поэт серого, пыли бесконечных дорог, пепла, всякого полусвета, искры, слишком слабой, чтобы отбрасывать тень под ноги того, кто идет, идет, идет… И потому во мне этот мой вечно неутолимый голод, эта моя жестокая зависть, бесконечно гложущая исстрадавшееся сердце мое.

Но я не жалуюсь, поскольку знаю, что вся моя беда, вся моя боль — это все малозначительность существа моего и жизни моей.

Простите мне эти рваные слова, эти розоватые искры, простите, Вы, сын божественного солнца, царь Огня, один из отроков в раскаленной печи [198] Речь идет о трех верных Господу еврейских отроках, за отказ поклониться золотому истукану вверженных в раскаленную печь и спасенных от огня Ангелом Господним (Дан. 3). . Потому что Вы — воистину веселый огонь, который должен ввергнуть весь мир в пламя пожара. Ave [199] Здравствуй — латинское приветствие; это обращение встречается у Балтрушайтиса в возвышенных контекстах — литургических цитат, вынесенных в заглавие стихотворений — Ave, stella maris (Дымно тает берег плоский…) Ave, crux! (Брось свой кров, очаг свой малый…) (ср. вошедшее в пословицу обращение гладиаторов к императору: Ave, Imperator! morituri te salutant (Здравствуй, Император! Идущие на смерть приветствуют тебя). , великий поджигатель, маэстро кровавых размышлений под ночным небом!