Анатолий Макаров - Мы и наши возлюбленные

…Вот и коснулся, думал я, стараясь высмотреть треугольное ее лицо за стеклом каких-либо из летящих прямо на меня «Жигулей». Был момент, когда я, повинуясь распространенному заблуждению, что женщины больше всего на свете ценят определенность отношений, решил испытать последний шанс — сделал Рите предложение. Для меня это было событием, до той поры я на такое эгоистически не решался, а может, и просто дело до этого не доходило. На Риту, однако, роковой мой шаг не произвел никакого впечатления. Она, кажется, просто вышутила мою просьбу руки и сердца, по обыкновению остроумно и обаятельно. К этому времени муж уже купил ей машину — недаром до поздней ночи озаряла его стол зеленая лампа — и, надо думать, благодарность ее за доброту и участие значительно возросла.

…До меня вдруг дошло, что я совершенно не помню цвета Ритиной машины. Кажется, «кофе с молоком», но, может, и «белая ночь», хотя лимонный оттенок тоже не исключен. Не синий — единственное, в чем я был уверен. Вот и модель ее «Жигулей» не запечатлелась у меня в памяти, хотя что толку, если бы и запечатлелась, в фас различать модели я не умел. К машинам я вообще был до странности равнодушен, несмотря на то, что в седьмом или восьмом классе записался на ДОСААФовские курсы и честно пытался штудировать учебник водителя третьего класса. На всю жизнь врезалась в память первая его фраза: «Советские автомобили — лучшие в мире». Ничего более содержательного из этого учебника я не извлек. Но, переминаясь с ноги на ногу у бортика тротуара, вспомнил, что вождению нас обучали в унылом московском дворе на старой потрепанной полуторке. Риту же натаскивали не предприимчивые ветераны в промасленных телогрейках, а нынешние фирменные инструкторы, джинсовые центровые ребята, увешанные «ролексами» и «сейками», зарабатывающие в месяц больше академиков и космонавтов. Над ними, над их стандартными приглашениями в «Русь» и в «Архангельское» она подтрунивала, но потом у нее появились какие-то бескорыстные учителя, о них, а скорее всего об одном из них она отзывалась с придыханием истинного восхищения. «Это настоящий педагог!» — изумлялась она, блестя глазами, и с увлечением рассказывала, что лучшее время для освоения городской езды — поздний вечер и ночь, вдвоем с педагогом по призванию они отрабатывают наиболее необходимые маршруты внутри Садового кольца и на окраинах. Самое же поразительное, что и для меня ей удавалось выкроить время. Правда, на бегу, чисто символически… Бог знает, для чего я был ей теперь нужен. Только в эти минуты, вглядываясь в стекла машин, я неожиданно сообразил, что она просто ничего не привыкла упускать из рук. Я, а вернее, моя любовь к ней были как бы ее собственностью, лично ей принадлежащим имуществом, не очень-то нужным, даже надоедливо обременительным порой, однако же для чего-то годным, способным когда-нибудь сослужить службу. Во всяком случае, обязанным знать и помнить свое место.

Злая досада овладела мною, та самая благая злость, которой мне так не хватало в отношениях с Ритой. Я это подспудно чувствовал. Страдал, мучился, места себе не находил, в то время как самая пора была как следует разозлиться, возмутиться, обидеться, возненавидеть свое собственное рабство. Увлекшись кипением праведных чувств, я не заметил, как рядом со мной затормозила машина. «Жигули» цвета палых листьев. Не отстегнув ремня безопасности, словно повиснув на нем, Рита выгнулась и распахнула для меня дверцу:

— Садись скорее!

Я покачал головой.

— Садись быстрей, — рассердилась она, — здесь нельзя останавливаться!

Я ответил, что стоять ей нет нужды. Я заберу книги, которые она мне привезла, и она может ехать дальше. По-прежнему, не отстегнув ремня, Рита рельефно перегнулась через спинку своего кресла и с задних сидений перетащила на переднее стопку аккуратно перетянутых бечевкой книг.

— Можешь забирать!

Я взял книги, удивляясь тому, что делаю это совершенно спокойно. Не нарочито спокойно, не показно, а действительно без суеты и дрожи. Я просил ее вернуть мне мои книги, в этом нет мелочности и крохоборства, цена этих книг не выразима для меня деньгами, это часть моей жизни, часть меня самого, нелепо, если они затеряются в чужом доме среди томов, подобранных совсем по другому принципу и дорогих по другому поводу.

Выгнувшись вновь, почти лежа на сиденье, Рита посмотрела на меня снизу вверх вовсе не раздраженным, почти заискивающим взглядом.

Такова была ее манера. Встретив отпор, она тотчас спешила уступить и принимала едва ли не покаянный вид. Я часто ловился на эту удочку, казнил себя за черствость и жестокость, пока не усвоил однажды, что это всего лишь сумма приемов, тактика. Сознание, что на этот раз меня «купить» невозможно, подымало меня в собственных глазах.