Гарий Немченко - Отец

В тот раз ехали на электричке после смены — и вдруг шепоток, говор: «Комсомольский патруль идет, у тех, кто что-нибудь с производства взял, отбирают…»

Богданов-старик скраснел, жалкий такой стал, оглядывается — связанные досточки у него меж коленей стояли.

А ему молодежь:

— Под лавку, Степаныч, — и все дела!..

Сами под скамейки и затолкали.

Тут этот патруль.

Старик сидит, смешно посмотреть, сам вроде в окно, а одним глазом на комсомолят.

Те проходят уже — и вдруг Шидловский. Откуда и взялся, все время на «коробочке» домой ездит, а тут — на тебе! Или знал, что патруль, да нарочно?

Громко так:

— Что ж, Макар Степаныч, и неловко говорить, да как иначе?.. Доски-то ваши покажите…

Богданов достал, сидит, руки у старика трясутся, а ребята из патруля обступили, шумят: «Как фамилия? Из какого управления?.. С какого участка?»

Шидловский сам:

— И мне стыдно, и моя это недоработка — с моего участка, пишите!.. Пишите, пишите: участок Шидловского Ю. Эм.

И вид такой виноватый, будто досточки эти в перекур они со стариком Богдановым вдвоем связывали…

«Ах ты, — думал Громов, у которого на этом месте, когда вспоминал, кулаки сжимались, — ах ты, сукин ты сын, притвора, старику Богданову, значит, досточку взять нельзя, чтобы какому-нибудь пацаненку — стульчик с дырочкой, а тебе шифер мотать целыми машинами — это можно? Нет уж, гад, отвечай по всем советским законам!»

По-дурному оно, конечно, Громов сделал, что сразу не заявил куда надо. Да оно и теперь не поздно. Пусть разбираются, за это небось в обэхээсе получку и получают… Или комиссия какая от партийного собрания пусть займется… Или еще кто.

«Я вот сказал — и все дела».

Но только уходила, терялась ясность, когда он пытался себе представить, что дальше будет. Другого кого за милую бы душу за одно место взяли, а с Шидловским… О нем в газетах вон как пишут… И то он тебе, и это… Как в броне, гад!

Да и как с ним с глазу на глаз?

«Что же это вы, товарищ Громов?.. Вот уж не думал, что такой поклеп на меня возведете!»

И бровью небось при этом не поведет, и в глазах будет строгость — та, словно на нем, на Шидловском, и вся ответственность, и заботы все, а ты — пешка…

Вот тут бы не растеряться!

А какой из него, из Громова, говорун?.. «Боже мой!» — как Ритка говорит.

Да и закон потом… Знал Громов: полгорода у Шидловского в друзьях.

Так что закон — он тоже, как повернуть. Смотря кто за него возьмется. А то еще и самому Громову потом не поздоровится, вздумай Шидловский весь перерасход, все эти кражи на него перевернуть. А что ему стоит? Он ведь намекал — не вдвоем объясняться, так придется, чего доброго, Громову одному…

— Не связывался бы ты все-таки, Коль!.. — попросила тихонько Рита, поглядывая на него сбоку. — Ну что тебе, больше всех надо? Если он и в самом деле такой, ты небось не первый об этом узнал. Не утаишь же… Знают, да молчат. А почему ты?

И тоже верно. Если про всех, про кого знаешь, что воруют, говорить — о-ой!..

Тогда Петьку Глазова первого заложить надо — это он пол-Нахаловки, жук, построил, от фундамента до крыши — все им краденное.

Да только не вылупается же Петька Глазов, про рабочую честь не говорит. Подмигивает всем — вот я какой! — а попроси, он и тебе, если уважает, как лучше украсть, подскажет… И обэхээс его годами таскает. Хвост-то у Петьки давно там, только повыше никак прищемить не могут, потому что уж больно хитрый.

— Завтра, Шидловский говорит, в управление идти, — сказал Громов.

— Ну посоветуйся ты со своим Зубром, а? — попросила Рита. — Может, он и в самом деле толковый дядька. Начальник какой-нибудь, если… умный да вежливый.

— Только чтобы не очень начальник, — Громов вздохнул. — А то вдруг… и на козе к нему не подъедешь.

— Сам же тебе встретиться предложил?

— Ну сам…

— А ты бы давно уже по наушникам по своим — или чего там — по микрофону?.. По микрофону, по микрофону, Коль!.. Расспросил бы, где работает.

— Чего еще… допрашивать… Неудобно.

Ритка посмотрела на него, как на дите:

— И чего только тебе удобно, Коль?..

Громов промолчал.

У себя в квартире, уже окончательно собравшись, он вдруг подумал, что забыл выключить аппаратуру; и хотя сегодня и не прикасался к ней, снял в коридоре туфли и пошел в носках, стараясь наступать не полной ступней, а так, слегка, потому что в квартире сегодня не убирал, а носки были хорошие, и туфли он надел тоже новые и не хотел изнутри их затаптывать.

Аппаратура, как всегда, была выключена, но он не рассердился на себя, потому что и знал это, а прошел просто так, чтобы лишний раз убедиться, он когда и на работу уходил, тоже так…