Гарий Немченко: Сережка — авдеевский ветеран

Почти десять лет я прожил под Новокузнецком на большой стройке. Теперь там громадный завод, на котором доменщики плавят чугун, а сталевары варят сталь. Холодными сибирскими ночами здесь над цехами, словно зарницы, подрагивают огненные сполохи. Это как поединок огня и холода — морозной зимой сугробы вокруг подтаивают, а металлические кожухи машин посреди завода покрыты инеем.

Но вы, наверное, уже знаете, ребята, что всякое дело, каким бы оно ни было большим, начинается всегда с самого маленького. И наша стройка сперва была — палаточный городок, совсем крошечный посёлок, в котором не так-то просто жилось не только взрослым, но и мальчишкам. И самой большой достопримечательностью в посёлке долго ещё оставался сидевший в клетке посреди интерната медведь, который был раньше почти единственным хозяином таёжных мест.

Об этих-то временах, о самом начале стройки, я и написал обе маленькие повести, которые вы прочитаете в этой книжке.

Серёжке снились голуби. Голубей было много. Может быть, сто. А может, тыща. Они толкались у Серёжки под ногами, топтались по пальцам, царапали их острыми коготками. Серёжка крошил чёрную засохшую горбушку и крохами посыпал голубей. Крохи падали птицам на спину, а голуби вертелись и склёвывали их друг с друга.

Недалеко от Серёжки смирно стоял Генка Дерибаска, командир мехколонцев. Он протягивал руку и жалобно говорил:

«Ну дай голубка, Серёг… Всю жизнь за тебя заступаться буду!..»

«Нет уж, спасибочки, — сказал Серёжка. — Сам не маленький. Если кто тронет, знаешь, что ему будет?..»

Генка Дерибаска не знал, что будет тому, кто тронет Серёжку. Он покачал головой и снова попросил:

«Дай голубка, Серёг…»

«Не дам, не приставай», — отрезал Серёга.

Тогда Генка вдруг выхватил из-за пазухи рогатку, вставил камешек и…

Что было дальше, Серёжка так и не узнал. Он проснулся. Тут уж не до сна, когда в окно швыряют камни.

Серёжка выскользнул из-под одеяла и, ещё не открывая глаз, пошарил рукой под кроватью, пытаясь отыскать бумажный мешочек с пылью, который он поставил с вечера рядом с фанерным чемоданом.

«Как дам сейчас!» — подумал Серёга.

Но бумажка с пылью всё не попадалась под руку, и тогда он нашарил свой старый ботинок. Ботинок был сморщенный и давно уже просил каши, выбрасывать его было ничуточки не жалко.

Он ещё раз взглянул на ботинок и, чтобы совсем уже было не жалко его выбрасывать, надорвал его ещё немножко.

Потом побежал к балкону, шлёпая по полу босыми ногами, но тут же остановился и даже попятился, как будто увидел перед собой что-то страшное.

Конечно, ничего такого особенного он не увидел. Просто он вспомнил, что сегодня должна быть решающая битва супятчиков с мехколонцами и его, наверно, зовут на войну.

Серёжка на цыпочках вернулся к кровати, тихонько поставил рядом с чемоданом ботинок и юркнул под одеяло.

«Нет уж, спасибочки, — подумал Серёжка. — Навоевались. Хватит».

Он отвернулся к стенке, натянул на голову одеяло и даже засопел не очень громко, как будто в окно никто и не швырял камни.

— Разводчик, выйди! — закричали снизу.

«Как надо, так всегда Разводчик», — подумал Серёга.

Разводчиком его звали потому, что он разводил голубей, и Серёжка очень гордился своей кличкой. Но воевать ему сегодня совсем не хотелось, и он только покрепче натянул на голову одеяло.

Внизу крикнули громче.

«Будет вам сейчас Разводчик», — подумал Серёга.

И не успел он даже это додумать, как дверь скрипнула, и в комнату вошла Серёжкина мать.

Шаркая шлёпанцами, она вышла на балкон, и Серёжка улыбнулся не без гордости, потому что его маленькая военная хитрость на этот раз вполне удалась.

— Вот я сейчас выйду, сейчас покажу вам! — прикрыв за собой дверь, негромко крикнула мать, и Серёжка представил, как она грозит мальчишкам стареньким своим пальцем.