Михаил Немченко - Возвращение с пастбищ

Рисунок А. Банных

В медчасти Крылечкина сначала смотрели на рентгене, потом на тепловизоре, потом на нейровизоре с какими-то непонятными фильтрами, затем, обстукав и обслушав, часа два мучили хитроумными психологическими тестами — и, наконец, передали из рук в руки высокой стройной блондинкв из отдела кадров.

На блондинке был серебристый брючный костюм из только что вошедшего в моду релятивина. Собственно, серебристым он оставался лишь первые минуты. Пока блондинка изучала новенький диплом Крылечкина и расспрашивала его о семейном положении, о темах курсовых работ, костюм поголубел, налился лазурью, и, словно по небу в цветном фильме, по ткани поплыли легкие белые облачки.

— Ну что ж, — проговорила блондинка, вставая, — пойдемте и шефу.

Они вышли из административного корпуса, свернули в аллею, заснеженную тополиным пухом, и вскоре оказались перед стальными воротами. «Орешкинская экспериментальная ферма. Зона А.» — гласила табличка. Блондинка опустила в прорезь жетон, ворота приоткрылись и, пропустив их, снова захлопнулись.

«Ого!» — поразился Крылечкин. За пять институтских лет он побывал на многих экспериментальных фермах, — на Чукотке даже участвовал в дойке китихи, — но с такими строгими воротами встречался впервые. И этот трехчасовой медосмотр… Чем же они тут занимаются, в этом таинственном Орешкино? Похоже, в институте тоже никто толком этого не знает. На все расспросы Крылечкина декан, человек сухой и официальный, ответил только: «В Орешкино выводят новую ценную породу скота». — «Но какую же? Почему ни слова не сообщают о своих работах?» — «Видимо, считают преждевременным. Наберитесь терпения, Крылечкин, — все узнаете на месте».

И вот сейчас он должен наконец узнать…

От ворот выложенная белыми плитами дорожка вела через сочную зеленую лужайку к длинному одноэтажному зданию. На лужайке паслась рыжая телка. Обычная тагилка, — с первого взгляда определил Крылечкин и вопросительно посмотрел на провожатую: где же тут новая-то порода? Но блондинка шагала молча, явно не собираясь ничего объяснять, А релятивиновый костюм ее продолжал тем временем цикл своих преображений.

На фоне плывущих в голубизне облаков откуда-то из глубины ткани проступили очертания ветвей, потом стали видны набухшие почки, — и вот уже весь костюм переливается трепещущими зелеными искорками распускающейся листвы. Листья росли, множились, и стало видно, что это сирень, которая вот-вот расцветет.

В эту самую минуту блондинка распахнула дверь. Они вошли в пустынный вестибюль, пересекли его и зашагали по широкому коридору, освещенному голубоватыми плафонами. Крылечкин с любопытством оглядывал стены, но не обнаружил ничего интересного. «Взаимосвязь экстерьера и молочной продуктивности», «Количество отелов по месяцам», «Структура стада» — все те же привычные таблицы, диаграммы и графики, которые можно увидеть в каждом молочном комплексе.

Сиреневый куст на костюме блондинки раскрыл, между тем, первые лиловые гроздья, и Крылечкина опахнуло душистым цветочным ароматом. «Глубинка», — подумал он не без снисходительности. Московские модницы, покупая релятивиновые костюмы, первым делом становились в них под ионный душ — и запах цветов делался тонким, еле уловимым. А здесь, в Орешкино, как видно, считалось модным благоухать на всю катушку.

— Подождите тут минутку, — сказала блондинка и вместе с запахом сирени исчезла за высокой белой дверью, на которой было написано: «Сектор свирепости».

Крылечкин остался стоять, обалдело уставившись на эту надпись. Чья-то шутка?.. Но в следующее мгновение его внимание привлек висевший слева от двери огромный, чуть ли не в натуральную величину, фотопортрет коровы.

Коровы ли?! Если. бы не массивное вымя, это животное скорее можно было бы принять за сверхбыка, выращенного для какой-то чудовищной корриды. Тяжелое, по-буйволиному грузное туловище. Ноги, чуть не вдвое толще обычных. Короткая, неохватной толщины шея. Угрожающе пригнутая голова с налитыми кровью глазами. Мощные рога, кажется, вот-вот вонзятся в невидимого недруга. В довершение всего странно продолговатые, размером с добрую ступню копыта чудовища были подкованы, и по бокам их торчали острые стальные шипы наподобие шпор.