Дмитрий Стахов - Сон в начале века

Бедолага приладил домкрат, но тут возле них остановилась мигающая и завывающая милицейская машина. Милиционер вышел наружу, поправил ремень, кобуру и пошел к подаренной Половинкиным-вторым машине шагом ленивым, спокойным, а его сослуживец в этот момент, нехотя разлепляя губы, что-то говорил в микрофон рации.

— Документы на машину, пожалуйста! — сказал подошедший милиционер.

Половинкина перестало тошнить, он отплевался, взглянул на подошедшего и что-то в лице милиционера показалось Половинкину знакомым. Да, точно! Это же был тот самый малый, что когда-то лапал его Абуянчикову, тот, что грозил Половинкину избиением, «пером», приятелями и прочим. Это был точно он! Никаких сомнений! И у милиционера во взоре что-то мелькнуло, и он тоже, через столько лет, узнал Половинкина. Первым пришел в себя милиционер.

— Ну, так чья машина? — спросил милиционер, надеясь, что вот, час мщения настал.

— Её, — кивнул бедолага на бывшую жену заместителя начальника политчасти столовой, чья голова виднелась в салоне. — Она — хозяйка, я — шофер, вот он — охранник. Укачало его, понимаешь...

— Да? И можно взглянуть на техпаспорт?

— Понимаешь, командир, тут такая незадача, — бедолага говорил громким шепотом. — Хозяйка притомилась. Выдавала дочку замуж. Столько хлопот! Да и зятек человек сложный, проблемы. Костюм, платье, стол, гости, подарки. Суета! Вот едем встречать хозяйкиного мужа, возвращается из Женевы, был в Давосе, совещался, решал вопросы, транши, кредиты, вложения, инвестиции — она и заснула. Документы у нее в сумочке. Не будем будить, а? Очень устала!..

— Фамилия-то как зятька?

— Половинкин, — легко сказал бедолага. — Половинкин фамилия. Тут у него дачка неподалеку, там вот, э-э-э, и потом — налево...

— Я знаю! — процедил милиционер, потом он махнул напарнику, и они вдвоем принялись помогать бедолаге. Работу они сделали в мгновение, оба козырнули, сказали, что, мол, служба, мол, долг зовет, попросили передать Половинкину, тому самому, зятьку, привет и наилучшие пожелания, а тот, что когда-то лапал Абуянчикову, все-таки пересилил себя, поступил по-мужски, повернулся к Половинкину-первому, попросил передать отдельный привет жене, после чего почти на ходу вскочил в машину, она, мигающая и завывающая, влилась в набравший силу поток и помчалась навстречу подвигу.

— Уф! — сказал Половинкин, бедолага кинул спущенное колесо в багажник, сел за руль, и они очень быстро приехали в город.

Все перед ними расступались, и сам Половинкин и бедолага забыли про сидящий на заднем сиденье труп. Но на одном из первых же перекрестков пришлось затормозить, труп швырнуло вперед и он пребольно стукнул Половинкина твердеющей рукой. Половинкин от ужаса завопил, бедолага рванул на красный, проскочил под носом автобуса, подрезал «газель», ушел в переулки, свернул в проезд между многоэтажными домами, стоявшими глыбами, сверкающими огнями, там — остановился.

— Что ты задумал? — спросил пришедший в себя Половинкин. Бедолага не ответил, выскочил из машины, открыл заднюю дверцу и явно собрался вытащить труп, дабы оставить его возле ограды детского городка, но из подъезда одного из домов вышел человек с большой собакой на поводке. Пришлось бедолаге потеснить труп, пришлось усесться с ним рядом, захлопнув за собой дверцу.

— Садись за руль! — зашипел бедолага на Половинкина. — Мы будто тут, с ней, отдыхаем!..

Половинкин перебрался на водительское место. Бедолага приобнял тело. Тело отозвалось неясным урчанием. Оно было холодным и жестким. Кофточка с люрексом. Задравшаяся юбка. Посиневшее колено. Одна туфля полуслезла с искривленной, натруженной стопы, другая, видимо, потерялась там, на дороге, во время переноса тела из багажника в салон.

— Ты хочешь просто ее вот так, вывалить и оставить? — спросил Половинкин.

— А ты что предлагаешь? Просто забыть ее в машине?

Половинкин кивнул и вдарил но газам. От завизжавших покрышек пошел дым. Машина сорвалась с места и через каких-то пять-десять минут Половинкин остановился перед подъездом своего дома, бедолага, прошипев: «Мне за тебя отдуваться, да?», пересел за руль, а еще через мгновение огни подаренной Половинкину машины исчезли за углом.

Это был один из таких летних вечеров, когда на улице — ни души. Было пыльно. Откуда-то доносились приглушенные звуки музыки. Половинкин глубоко вздохнул: он не знал, где живет бедолага, не знал его телефона, не знал его имени, фамилии, ничего не знал. А еще он подумал про труп бывшей жены заместителя начальника политчасти столовой, который, судя по всему, уже полностью окоченел и затвердел, и, чтобы вытащить его из машины, придется выламывать суставы, выкручивать руки и ноги. И тут Половинкин подумал, что наваждение кончилось, что более он никогда не попадет в гости к Половинкину-второму, что никогда не привезет от любезного помещика и богача подарки, да и машины он больше никогда не увидит. И еще подумал Половинкин, что завтра обязательно купит газету «Работа для вас», найдет что-то себе по душе, начнет новую жизнь, а еще подумал Половинкин о своей жене Абуянчиковой, о том, что жена его давно не имеет о нем, любящем муже, никаких вестей, что дети — ясно дело! — печалятся и горюют, и Половинкин взялся за ручку двери подъезда, но тут вся улица ожила, вспыхнули прожекторы, из-за пыльных кустов в сквере выскочили автоматчики в камуфляже и масках, с неба, с зависших над двором дома Половинкина вертолетов, спустились бойцы спецподразделения в блестящих касках и черных комбинезонах, выдерживающих выстрел из гранатомета, из канализационных люков полезли какие-то люди с гарпунными ружьями, в ластах, и высоко поднимая колени, наставив гарпуны на Половинкина, побежали на него, из-за углов вышли серьезные оперативники в плащах с поднятыми воротниками, небритые, с мешками под глазами, с недокуренными сигаретами в уголках сурово сжатых губ, а из самого подъезда выскочил местный участковый с папочкой под мышкой и укоризненно покачал головой, но участкового Половинкин даже не заметил, ибо тут к подъезду подъехала машина, из нее вышел очень большой милицейский начальник, приблизился к уже скрученному в бараний рог спец- и оперуполномоченными Половинкину, снял с одного из вылезших из канализации ласт, ластом этим ударил Половинкина по лицу и спросил: