Дмитрий Стахов - Сон в начале века

Меня отвезли в город, прокатили по улицам, показали достопримечательности. Везде у них стояли памятники: мужчина и женщина, то обнимаются, то целуются, но многие памятники были не в лучшем состоянии, и мне объяснили, что мне предстоит серьезнейшая и ответственнейшая работа: сначала подремонтировать имеющиеся памятники, а потом приступить к сооружению новых. Я попытался объяснить, что вырезать из куска дерева целующихся голубков — одно, а ремонтировать памятники, многие из которых из настоящей бронзы — у нас бы их давно пихнули куда надо! — а были и из мрамора, и из гранита — дело совсем другое. Но меня даже слушать не стали, а подвезли к шикарному дому, завели вовнутрь, показали классную обстановку и шмотки в шкафу, все — точно под мой размерчик, и сказали, что могу жить в этом доме, что дом мой, что обстановка моя и шмотки — тоже, но при одном условии: так как на острове Любви люди поодиночке не живут, а живут только с женами или мужьями, мне надо жениться. «На ком же мне надо жениться?» — поинтересовался я, а мне и сообщили, что как раз вечером будет очередной фестиваль невест и женихов, и там я и обязан найти свою половину, а пока могу отдохнуть и набраться сил...»

Тут рассказ Половинкина-второго был прерван появлением какого-то молодого человека, который подошел к рассказчику и что-то прошептал тому на ухо. Половинкин-второй снисходительно рассмеялся, знаком велел всем присутствующим подняться и последовать за ним. Выяснилось, что его молодая жена, ее подруги и прочие женщины решили из-за злобных комаров вернуться в дом и распорядились подавать чай, кофе и легкие закуски в одной из зал, где и ожидали мужчин, дабы заодно услышать окончание истории. Все поднялись по ступеням, прошли через большую залу, где шли приготовления к танцам, и оказались в зале поменьше, где женщины щебетали вокруг накрытых к чаю и кофе столов. Гости расселись, Половинкин-второй нежно поцеловал свою молодую супругу, попросил у нее разрешения продолжать.

— Конечно, мой дорогой, конечно, продолжай! — сказала молодая жена Половинкина-второго совершенно ангельским голоском.

— Но ты же не слышала середины!

— Ничего! Ты все равно так интересно рассказываешь! — и Половинкина налила мужу чашечку кофе.

«Да, и тем вечером я тоже выпил чашечку кофе, — продолжил Половинкин-второй, — конечно, не такого ароматного и вкусного, и вышел из дома на лужайку, где уже ждала машина с мужчиной-женщиной, которые и должны были отвезти меня на фестиваль. Мы отправились. По дороге эти мужчина-женщина, не переставая, лепетали о том, как прекрасно жить на их острове, какие тут царят гармония и согласие, как здесь все волшебно и сладко, а уж про то, какие здесь женщины (это сказал мужчина) и мужчины (это сказала женщина), и говорить даже нет смысла, ибо женщины нежны, страстны и добродетельны, а мужчины крепки, неутомимы и великодушны. Я слушал их, слушал, а мысли мои роились сами собой и среди них возникали самые неожиданные. Ну, скажем, а вот не вдуть ли мне женщине, пока мужчина ведет машину, или, наоборот, не вдуть ли мне мужчине, пока женщина так самозабвенно лепит про этот остров Любви? И тут оказалось, что жители острова любви — телепаты, и этим объяснялось то, с какой легкостью мы друг друга до этого понимали: они тут же просекли мои идеи, в один голос их осудили и сказали, что и блуд и супружеская неверность у них наказываются смертью!»

Тут рассказ был прерван аплодисментами. Хлопали только женщины, а громче всех — молодая жена хозяина поместья. Половинкин-второй поинтересовался — почему его жена хлопает с такой страстью: ведь он еще ни разу не дал повода усомниться в его верности, а верность его безгранична? В ответ молодая жена Половинкина-второго сказала следующие слова:

— Этот мир, в котором мы с вами живем, был построен мужиками для мужиков, и нам, женщинам, найти в нем достойное место очень сложно. Главное же в том, что это место нам все время навязывают, нам на него указывают, нам про него твердят. Нас ставят на это место помимо нашей воли. А мы хотим иного. Даже не места, а отношения. Чтобы нам не указывали, не твердили. И чтобы не было того, что мужикам одно можно, а нам то же самое — нельзя. Поэтому мы хотим свободы. Но какой может быть свобода во враждебном мире? Только свободой страха! Свободой висящего над головой кирпича. Висящего на тонкой, готовой вот-вот оборваться нити. Посему угроза смерти за супружескую измену есть воплощение такой свободы, а воплощенная свобода...