Джульет Греймс - Семь или восемь смертей Стеллы Фортуны [litres]

Кармела, владевшая французским, помогла чете Маглиери зарегистрироваться. Пять суток в лучшей монреальской гостинице были подарком для новобрачных от нее и Паоло, способом извиниться за то, что они пропустили свадьбу.

– Отдохните с дороги, – сказала Кармела. – Мы заедем за вами к пяти вечера и повезем в ресторан.

Кармело получил ключ от шестого номера. Супруги пошли по лестнице на второй этаж. Стеллу мутило. Вот чем она сейчас отличается от проститутки? Да ничем. Идет в номер, где будет удовлетворять мужские аппетиты. Все яснее ясного и проще простого. Сегодня, сейчас, в эту самую минуту, мужчины, которых Стелла в разное время отвергла, и женщины, которые называли ее задавакой, воображают, как она вносит свое новое имя в книгу регистрации и топает в номер, где с нее наконец-то собьют спесь старым проверенным способом – посредством впихивания в ее тело склизкого мужского члена. Стыд захлестнул Стеллу. Земляки, так их и так, знают и о характере, и о степени ее унижения; чего доброго, компанией собрались и догадки строят.

К тому моменту как Маглиери добрались до номера шесть, Стелла едва дышала. У дверей Кармело повернулся к молодой жене. Небось уже мысленно ее пользует, подумала Стелла. Конечно: после четырех лет ожидания желаемое вот-вот свершится. Кармело улыбался, но глаза уже подернулись тревогой.

– Стелла, тебе нехорошо?

Повинуясь инстинкту, Стелла уклонилась от объятия.

– Женское недомогание.

Пусть как хочет, так и понимает. Стелла ляпнула первое, что на ум пришло. Может, эта полуложь поможет ей потянуть время.

Комната казалась бы огромной, будь в ней любой другой центральный элемент. Абсолютно любой – только не эта широченная кровать с пухлым покрывалом, с горой красных и золотисто-желтых подушек. Шелк лоснился, а Стелле мерещились на ткани пятна от чужих слюней. Потому что разве можно толком выстирать такую материю? Нет, конечно! Кармела позаботилась о цветах – на лакированном туалетном столике черного дерева стоял большой букет белых роз, к вазе была прислонена жесткая графитно-серая открытка с надписью: «Поздравляем новобрачных – Стеллу и Кармело Маглиери. Семья Мартино». При мысли о расходах, понесенных семьей Мартино, Стелла поежилась. Как жаль, что она не может наслаждаться этой роскошью.

– Прилечь не хочешь? – Кармело указал на подушки. – Поди, вымоталась моя женушка?

Еще как вымоталась, тут он прав.

– Не хочу, – процедила Стелла. Позвоночник буквально скрипел от вагонной тряски. Не в силах глядеть на мужа, Стелла принялась стягивать перчатки. – Я… мне в ванную надо.

– Конечно, конечно.

Кармело с поклоном шагнул в сторону, освобождая проход. Прежде чем отделить себя от Кармело дверью, Стелла бросила на него последний взгляд. Кармело стоял у окна, низкое осеннее солнце играло на его набриолиненных волосах. Он все еще улыбался.

Стелла заперлась, для естественности пустила воду и уставилась в зеркало. Вот теперь она влипла. Хоть бы ощутить страх или гнев; хоть бы какой план в голове зародился. Нет, не было ничего, кроме усталости.

Через несколько минут кран пришлось закрутить – Стелле представился гостиничный счет за водопроводную воду. Запихнув перчатки в сумочку, она плюхнулась на унитаз. Ишь, наследила на белом кафеле! Ее бросило в пот – неудивительно, она ведь так и не сняла пальто. И не снимет, хоть вовсе взопреет. Кровать по ту сторону двери слишком широка, чтобы раздеваться.

«Допустим, пока ты держишься, – сказала себе Стелла, – ну а дальше-то что?»

У нее медовый месяц. Первая ночь после свадьбы, хвала Господу, прошла в поезде, в обстановке, непригодной для дефлорации. Зато теперь каждый час работает против Стеллы. ЭТО случится; нет ни малейшей возможности и дальше избегать мужа. Стелла подвергнется надругательству, ее плоть нарушат в самом интимном, самом незащищенном месте. Ей предстоит опуститься до животного состояния в процессе беременности и родов. Ее тело растянется, разбухнет, перенесет разрывы. А может, и не перенесет. Может, Стелла умрет родами. Подобно клеверу, который, раз укрепившись на скале, распускает побеги во все стороны, цепляется за каждый выступ, мысль об унизительном процессе родов и вероятной смерти разрасталась в Стеллиной голове. Тут-то она и поняла, что была несправедлива к брату, к Джо. Вот почему он стрелял в себя! Страшился еще не случившегося. Решил: лучше сам, чем кто другой или что другое.

Ну а она, Стелла? Она позволит себя попрать? За нее и дальше другие решать будут? Проблема Стеллы, ошибка Стеллы в том, что она никогда не принимала самостоятельных решений. Мало того: она не знала и не знает, чего хочет от жизни. Знает только, чего категорически НЕ хочет. Людям такое, с частицей «не», понять трудно, почти невозможно. Человек, жаждущий отдать жизнь во имя чего-то там, считается героем; человек, страстно НЕ желающий отдавать жизнь, – трус, и точка. Вот, должно быть, почему Стеллино НЕ-желание выходить замуж никто всерьез не принимал. Думали, ей, наоборот, очень-очень хочется; это у нее стратегия такая хитрая.