Тимур Максютов - Зеркальные числа [сборник litres]

Предчувствия Мелани.

Мы прекратили приезжать в Тамирну после смерти отца – пенсия павшего офицера Корволанты позволяла его вдове и детям не голодать и не жаждать, но и только. На летние поездки теперь не хватало денег, а когда платья моих сестер становились им коротки, мама покупала ткань – не отрез, как раньше, а обрезки в локоть шириной, и наставляла юбки, хмурясь при свете газовой лампы. Она часто плакала, красота ее будто бы покрылась тонким слоем соленой пыли, как полежавшая в воде статуэтка. Чтобы купить мне, пятнадцатилетнему, кадетское обмундирование, матери пришлось продать большинство украшений и сувениров, многими из которых она дорожила, и часть своих картин. Картины уходили не так дорого, как она надеялась, но нужда не позволяет тем, кто живет под ее серой тенью, ждать и торговаться. Надежно спрятанный в кроне старого ореха, я смотрел, как слуга уносит за покупателем в синем лаковом цилиндре золото моего детства – зеленые холмы, медовый свет, белое небо Тамирны. Я заплакал.

– Это все из-за тебя, – сказала Аделька, незаметно взобравшаяся на мое дерево и угнездившаяся рядом на ветке. – Шел бы работать на опреснительную фабрику, туда форма не нужна. Наоборот бы в дом деньги приносил.

– Дура ты, нельзя ему, – эхом отозвалась из-под дерева Дора. – Так он никогда не догонит свою судьбу. Его судьба – служить в Корволанте. Он станет офицером и платить ему будут в десять раз больше, чем на фабрике.

– Или убьют в первом же сражении… Но если и так, то маме пенсию повысят, будут и за него платить…

– Не хочу, чтобы Ленар умер, – разревелась Дора. – И не хочу, чтобы за папу платили, хочу чтобы он вошел в ворота, прямо сейчас, живой, сказал что все это ошибка…

Я спрыгнул вниз и обнял ее. Сверху на нас леопардом обрушилась Аделька, мы повалились все вместе в сырую траву, держась друг за друга и рыдая.

– Я тоже по нему скучаю, – сказал я глухо. Мы сидели в саду, пока не стемнело, и усталый голос мамы не позвал нас к ужину.

На следующий день я попрощался с матерью и сестрами, надел новую форму и дошел до самого конца города, где начинался лес, где стояло высокое, похожее на кованую теплицу, здание вокзала и тихо гудел серебристый рельс поезда. К вечеру я был уже в Академии Корволанты – серые гранитные стены, тяжелое дерево потолков и неимоверное количество конных статуй, даже в душевой из барельефа на стене смотрел, выкатив глаза, огромный бронзовый жеребец, и бил копытом в мокрые и мыльные плиты пола.

Когда я снова попал в Тамирну, я даже узнал городок не сразу. Я казался себе уже совсем другим человеком – двадцатипятилетний лейтенант Корволанты, закаленный в трех боях и выживший в одном отступлении – что общего он имел с мальчишкой, который когда-то бежал вслед за отцом с холма, притворяясь, что все в жизни лишь тепло и зелень, что нет в нем ни смерти ни времени?

У меня были короткие темные усы, к моей немалой радости наконец начавшие густеть, неплохая удача в карты и склонность искать забвения печалей в чувственных удовольствиях. Ко второй неделе постоя пошли разговоры, что городок наискучнейший, что скорей бы уже неприятель высаживал на местный стратегически важный берег свой коварный десант, чтобы уже отвоеваться и двинуться куда- нибудь ближе к столице. Ежеутреннее похмелье еще не вошло у всадников в привычку, но уже основательно приелось. Я просыпался в своей маленькой, необжитой комнатке под самой крышей новоотстроенной из старого амбара казармы. Вражеские неприятности ожидались с моря, поэтому изо всех окон открывался прекрасный вид на сияющую даль, а над крышей возвышалась смотровая башенка, где солдаты попарно несли четырехчасовые вахты.

Она вышла на террасу, удерживая поднос с множеством тарелок на одной руке и пяток тяжелых стеклянных кружек – в другой. Я был голоден и хотел пить, и надеялся, что одна из кружек со светлым пузырящимся пивом – моя, поэтому глаз с девушки не сводил. Она была хороша – крепенькая, не худая, но изящная, шла, как танцевала между столами. Когда она поставила передо мною кружку и дымящееся рыбное жаркое, я был уже в плену новой жажды. Девушка вежливо улыбнулась, когда я рассыпался в похвалах заведению, повару, качеству обслуживания и кухни.

– Вы же здесь впервые, – сказала она, щурясь на собирающихся затянуть песню пьяниц за соседним столиком. – А еду еще и не попробовали.

Я похвалил местное пиво и предположил, что пивовары Тамирны – волшебники, потому что нигде, даже в столице, где я учился и познавал жизнь, подобного не пробовал.