Виктор Баранец - Офицерский крест [Служба и любовь полковника Генштаба] [litres]

– Гаевский, Темушка… Темаааа… Я люблю тебя! Слышишь, я люб-лю теееее-бяяяяя! Те-бя! Ты слышишь? Я умру без тебяяяя….

А он сделал вид, что слишком увлечен добыванием оргазма и не откликнулся…

Едва поезд стал притормаживать перед Смоленской, как Наталья резко встала, схватила за руку своего (или их?) сына и решительно потащила его в открывшиеся двери. Малыш вприпрыжку семенил за ней, как пленный, не понимая, что происходит.

Когда Гаевский снова открыл глаза, то место, где сидела Наталья с сыном, уже пустовало. А на сидении лежала изящная женская лайковая перчатка. Она так и лежала до самого Крылатского. А когда Гаевский вместе с Людмилой и Темушкой выходил из вагона, он пропустил их вперед, а сам ловким и быстрым движение руки схватил перчатку и спрятал в карман.

Когда шли по перрону к выходу из метро, Людмила вдруг сказала Гаевскому с жирным налетом ревности:

– Эта красивая баба в дорогой шубе так зырила на тебя, так зырила… Так зырила, что даже перчатку свою выронила… Так что гордись, ты еще не потерял товарный вид!

И она засмеялась.

Он крепко сжимал в кармане лайковую перчатку. А когда они поднимались на эскалаторе, Гаевский, стоявший позади Людмилы и Темушки, достал из кармана ту самую лайковую перчатку. Она была теплой от его руки и пахла хорошо знакомыми ему духами. По этой части Наталья была однолюбкой.

Через пару дней Гаевский позвонил Таманцеву и снова напористо просил его узнать у Юлии номер телефона Натальи.

– Юлька и слышать об этом не хочет, – сухо ответил Таманцев. И добавил, – кстати, Наташа еще вчера улетела с Темкой в Берлин.

– С каким Темкой?

– Ну с сыном… Алло, алло, алло! Артем Палыч, вы на связи? Куда вы пропали?

– Да-да, я… Я ззздесь, здесь я, – тяжелым голосом человека, испытавшего сердечный приступ, ответил Гаевский.

– Кстати, Артем Палыч, моя Юлька с короедами после пятнадцатого летят к Наталье в гости… Наталья говорила, что скучно ей там. Ребенок – одна отрада…

– Послушай, Таманцев, перестань валять дурака и будь человеком! – вдруг наждачным, напористым, суровым командирским голосом заговорил Гаевский, – добудь у Юлии номер телефона Натальи. Любым способом добудь!..

– Бесполезно, Артем Палыч, бес-по-лез-но!.. К тому же я дал слово офицера…

Гаевский выключил мобильник.

Когда же? Когда же? Да, 11 января он купил в Детском мире огромную коробку с лего и отвез ее Таманцеву в институт. Упросил его передать через Юлию этот подарок малышу Натальи. Юлия хотя и поворчала, но согласилась. 15 января подарок был уже в Берлине.

Курчавый мальчик Тема, лет четырех, с жадным нетерпением следил за тем, как мать его распечатывает огромную цветастую коробку. Из пестрых пластмассовых деталей, находившихся в ней, Теме предстояло собрать макет зенитной ракетной системы С-300. В той же коробке Наталья обнаружила и початый флакон своих любимых французских духов, которые она забыла давным-давно в кабинете Гаевского, и свою лайковую перчатку.

– Во, нашлась потеря! – радостно воскликнула она, надевая перчатку на тонкую белую руку, – а я так жалела, так жалела, что потеряла ее, кажется, в метро… А сестричку ее до сих пор в шкафу храню. Вот радость-то, встретились мои родные сестрички.

– Ты о чем здесь, подруга, воркуешь? – спросила Юлька, выводя с кухни в большую комнату двух малышек, на щеках которых белели следы манной каши.

– Вот, Гаевский вместе с подарком Теме и мою пропавшую было перчатку передал!

– Да ты что?!!! А где он ее нашел? Ты с ним встречалась в Москве? – страшно выпучив глаза, спросила Юлька.

– Мы случайно встретились в метро… Но не разговаривали… Он с женой своей и с внуком своим ехал… Няне осмелилась подойти… Мы только глазами разговаривали, так сказать…

– Ни хрена себе, сюжетик, подруга! Ну прямо Штирлиц и его жена в кафе «Слон»! Так ты че? Ты, может быть, с этим Гаевским опять шуры-муры? Тебе же Кулинич обещал, что голову отрежет…

Юлька, все еще находясь в недоумении, взяла у Натальи перчатку и, сверкая хитрыми глазами, не без труда натянула на пышную руку.

– Тут что-то давит мне в большом пальце…

Юлька вывернула перчатку и извлекла из нее сильно помятую и разорванную надвое записку, на которой было написано: «Чье же отчество у мальчика?»…

Наталья закрылась на кухне и долго смотрела в окно на заснеженную улицу Курфюрстердам.

Носовой платок был весь мокрый. Пришлось взять сухое посудное полотенце.