Алексей Шерстобитов - Дневники обреченных

Освещающие этот суд журналисты, создали очень скверный образ, соответствующий Буслаевскому, между прочем, до трагедии вне дома. Рыцари пера, набросившись скопом, перенесли все нелицеприятное и на жизнь в семье, подталкивая всех и каждого прочитавших, к отвращению по отношению к бывшему депутату, быстро овладевающему большей частью граждан, хотя бы слышащих о нем.

Процесс и, конечно, участники его, не в банке закупоренной существуют, слышат дома, от знакомых, по телевидению, постоянно убеждающие их слова, коварные отрицательные мнения, не могущие не повлиять на их собственное. Таким образом устроено нечаянно обрабатывание присяжных заседателей, не имеющих право по закону ни читать, ни смотреть, ни слушать ничего, касающегося личностей участников процесса, но если они не стремятся навстречу, то сама информация приходит к ним в самом каверзном и извращенном образе.

Представьте, какой сумасшедший накал страстей преследует этих людей на протяжении всего процесса, какое давление испытывают они со всех сторон, ведь ни один обвинитель не станет просто зачитывать кусочками выдержки из материалов дела, но сделает это таким образом, что бы личность, пока еще не преступника * (Наверняка можно констатировать этот факт только после приговора суда, даже в случае чистосердечного признания, человека противозаконно называть преступником, то есть субъектом совершившим преступление в котором его обвиняют), но подсудимого, выглядела наиболее соответствующей преступлению, часто извращая при этом саму индивидуальность, историю жизни, намерения, даже в случае, когда обвиняемый признает свою вину.

Намеренно промолчим об адвокатах, ибо им ни так много остается места в сегодняшней судебной системе, имеющей довольно отчетливый оттенок карательной, о чем говорит статистика, практически отсутствующих оправдательных приговоров.

Именно последнее слово в предыдущем предложении и не оставляет сомнений в подобных процессах, понимая это, все ожидающие вердикта коллегии присяжных заседателей, осознав трагедию и повлекшую за ней, удивительную перемену человека, сыгравшего основную в ней роль, не питали надежд ни на какой другой исход, кроме, как «ВИНОВЕН, не достоин снисхождения», а затем приговор «ПОЖИЗНЕННОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ», ибо иных прецедентов еще ни разу не было.

Представьте себе сидящего в маленьком каменном мешке, с грязными, исписанными стенами, как бы прототипе ожидающего несчастного будущего на всю жизнь, понимающего при этом, что именно сейчас решается его судьба. Он согласен на любой срок, пусть даже пятьдесят лет, против максимального двадцати пяти, но только не пожизненный. Не важно для него сейчас, что эти пятьдесят ужасных циклов вряд ли возможно отбыть на строгом режиме, что это тоже страшно и трудно выносимо, ведь на четверть века быть лишенным всего, загнанным в рамки, определяемые не столько законом, сколько волей людей, служащих в системе ФСИН, далеко не всегда придерживающихся пунктам уголовно-исполнительного кодекса! Выпавшим из течения времени прежней своей жизни, семейного круга, нормального существования, а на фоне сиюминутного предприговорного испытания весь срок и выглядит, как нахождение вот в таком вот каменном мешке, типа «зиндан».

Раскаяние, безусловно, облегчает эти мысли, человек чувствует себя виновным и согласен на любое наказание. Истязая себя, даже мыслями на самое худшее, как большей полезностью для искупления, человек лечит свое сердце, но его разум старательно остужает этот пыл, приземляя человеческое существо, раз от раза, пугая реальностью, которая, вот-вот предстанет. Так бьют по его психике эти накатывающиеся, непрестанно чередующиеся волны в сменяющихся же постоянно обстоятельствах заключения.

Не просто раскаивающийся, но уже пришедший к покаянию, требующий возможности искупления, всем своим существом тянется к Богу, и что замечательно, как-то быстро научается уповать на Его волю, хотя со временем это прекрасное свойство, скорее всего, будет потеряно, если суета, эгоизм, гордыня и тщеславие не откусят по соответствующему кусочку веры, что случается, поскольку человек слаб и ничего без Бога не может.

Но это потом, а сегодня, сидя в этом бетонном колодце с отделкой стен под «шубу» * (Способ накидывания песко-цементной смеси на стены), несчастный, находящийся на такой именно границе конечного или пожизненного срока, ждет решения по поводу наличия или отсутствия в вердикте всего-навсего двух букв «НЕ». Если «Виновен, не достоин снисхождения», то быть «пожизненному», если «Виновен, достоин снисхождения», то судья имеет право приговорить его только к конечному сроку, не превышающему больше двух третей от максимального. «КОНЕЧНЫЙ» — значит НАДЕЖДА!..