Ганс Фаллада - Крестьяне, бонзы и бомбы

— Да, всем, кто из Альтхольма, крышка. Приезжает на машине коммивояжер — масла, смазочные, запчасти — гонят со двора. Оказывается, они заранее переписали номерные знаки альтхольмских автомашин.

— С ума сойдешь, — вздыхает Манцов. — Слушай, может, перед заседанием зайдем, выпьем?

— Не возражаю… А у Мекеля, из его автошколы, семнадцать учеников ушло — все деревенские.

— В сельскохозяйственную зимнюю школу не подано ни одного заявления к началу учебного года.

— Н-да. А болван Фрерксен разгуливает по городу в мундире и еще больше задирает нос.

— Не скажи. Ты не знаешь, что он ездил отдыхать в Штольпермюнде, к морю? Его выжили оттуда через неделю, но как! Комнаты, которые он снимал, кишели клопами, а в его кабине на пляже каждое утро было нагажено.

— Говорят, что мальчишка рассказывал, будто отец вечером, после демонстрации, заявил, что все крестьяне преступники и их надо убивать… Ты не слыхал об этом?

— Зато родители самого Фрерксена сказали: Фриц не должен был этого делать, кидаться на крестьян с саблей.

— Они давно не общаются с ним.

— Гарайсу больше нельзя его держать.

— Послушаем, что он скажет. Ты пойдешь?

— Конечно.

— Тогда пошли, быстренько промочим горло, чтобы не першило.

— В «Тухер»?

— Нет, лучше к тетушке Лизхен. Там хоть иногда клубничка попадается.

— Опять маленькие девочки на уме?

— Всегда. Всегда. Срывай цветок, пока он не увял.

— Блестяще! Надо будет рассказать жене.

Оба оглушительно хохочут, вспугивая птиц.

В большом кабинете бургомистра Гарайса в двенадцать часов собралось около тридцати человек: обер-мастер корпорации, представители объединений розничной торговли, фабриканты, начальник финансового управления советник Берг, от прессы — господа Хайнсиус и Пинкус, духовное лицо — суперинтендент Шварц, владелец кинотеатра, весь муниципальный совет и многочисленные депутаты.

Господа взволнованно переговариваются, тревожные новости известны всем. Пресса усердно записывает.

Гарайса еще нет.

— Где же он?

— Видимо, торгуется насчет турнира.

— Не дай бог, если мы и это упустим! Шесть тысяч крестьян целых три дня в Альтхольме!

— Шесть тысяч? Десять! Гарайс втянул нас в хорошенькую историю.

— Гарайс? Фрерксен!

Медицинский советник доктор Линау со значком «Стального шлема» на лацкане резко заявляет: — Гарайс? Фрерксен? Один черт! Оба из красной шайки, друг друга стоят. Но где Штуфф, единственный защитник национальных интересов?

— Штуфф не приглашен, — информирует Хайнсиус из «Нахрихтен».

— Скажите! Не приглашен! И пресса терпит это? Неужели вы не солидарны?

— Он написал о полицейском терроре.

— Ну и что? Разве это не так? Впрочем, вы, кажется, теперь объединились?

— Объединились? Нет, нет. Для меня господин Штуфф совершенно посторонний.

— Неслыханно, наш корреспондент…

— Т-сс! Гарайс!

— Гарайс!!

— Гарайс!!!

Он входит, самый высокий, самый массивный. Мимоходом кивает направо и налево. Направляется к своему креслу, берется рукой за его спинку и на ходу говорит:

— Прошу садиться, господа.

Беготня, шарканье, перешептыванье.

Гарайс берет с места в карьер: — Многоуважаемые господа. Благодарю вас за то, что вы приняли мое приглашение. Я приветствую в вашем лице видных представителей экономики, торговли и ремесленничества нашего города, представителей власти, а также церковь и, особенно, господ из прессы.

— Штуфф отсутствует, — раздается чей-то скрипучий голос.

— Верно! Отсутствует. И должен отсутствовать, так как господина Штуффа не пригласили… Тема сегодняшнего совещания известна: крестьянский бойкот и наши контрмеры.

С одной оговоркой: демонстрация, «кровавый» понедельник, как его столь эффектно в интересах нашего города окрестил отсутствующий господин представитель прессы, дебатироваться не будет.

Господа, мы здесь не можем решать, были ли совершены ошибки. Каждый из нас в какой-то мере пристрастен. Впрочем, министр затребовал рапорт. Там и примут решение.

Так что прошу вас строго придерживаться темы и не обсуждать событий понедельника.

Пауза. Теперь Гарайс действительно начинает с начала: — Господа, все мы знаем, что движение, именующее себя «Крестьянством», объявило нашему городу бойкот в знак протеста против действий альтхольмской полиции.

Не собираюсь говорить о том, что бойкот этот объявлен весьма поспешно и весьма несправедливо, без всякой проверки вопроса о виновности.