Ганс Фаллада - Крестьяне, бонзы и бомбы

— Так вот, господин Банц, я обязан привести вас к присяге. Вы должны подкрепить клятвой то, что скажете. Святость присяги… Да, господин прокурор, пожалуйста.

— Обвинение возражает против допущения к присяге свидетеля. Как мы только что слышали, свидетель утверждает, будто ранение нанесено ему полицией. Если предположить, что это правда, то возникает крайнее подозрение, что свидетель повинен в преступном действии, при совершении какового он и получил упомянутое ранение. Посему мы предлагаем пока что не допускать свидетеля к присяге.

Адвокат тем временем подкрался поближе к судейскому столу: — Нет ни малейшего основания не допускать свидетеля к присяге. Ранение он получил в тот момент, когда собирался выпить кружку пива, что, по нашему мнению, не является преступным действием.

Председатель любезно улыбается: — По моему мнению, мы можем отложить приведение свидетеля к присяге после допроса. Стороны согласны?

Стороны уселись на свои места. Между ними стоял Банц, поглядывая то на одного, то на другого и пытаясь уразуметь, в чем же дело.

— Итак, господин Банц, расскажите нам, что с вами произошло в тот понедельник в Альтхольме. Кстати, вам удобно отвечать стоя или, может, принести стул?

— Я постою, господин председатель. Не стану же я садиться в Альтхольме!.. Значит, пришел я с вокзала…

— Минутку. Почему вы приехали в Альтхольм? Вы слышали или прочитали о том, что будет демонстрация?

— Мне говорили про нее.

— Кто вам сказал?

— Не помню уже. Все говорили.

— Но вы рассказывали нам, что усадьба ваша находится в глуши, что ни один человек туда не заходит.

Банц некоторое время молчит. Потом лицо его багровеет. Наклонившись вперед, он опирается руками о судейский стол и кричит: — Господин председатель! Что вы со мной делаете! Господин председатель, не сводите меня с ума! Где же правда! Я хочу справедливости! Справедливости хочу!

Разорвав сверток, он вытаскивает нечто грязное, бесформенное и швыряет на стол.

— Это моя шляпа, господин председатель, она была у меня на голове! Ее пробили прямо на голове, вот, вся в крови, изувечили меня, вот, смотрите, вся в крови! Это вот — Альтхольм, господин председатель! Это вот — гостеприимство Альтхольма, господин председатель! Когда я давеча увидел там, на дворе, полицейских бугаев, у меня аж в глазах почернело. А вы еще спрашиваете, господин председатель, кто мне говорил насчет демонстрации. Где же правда? Где же справедливость, господин председатель? Я требую справедливости…

На губах у него выступила пена. Двое служителей спешат на помощь, адвокат и прокурор тоже направляются к нему. Половина зала поднялась с мест.

Председатель движением руки останавливает всех. Подобрав мантию, он направляется вокруг стола к бушующему свидетелю и усаживает его на стул.

— Стакан воды, — говорит он служителю.

— Не надо, господин председатель, спасибо за заботу. В Альтхольме я ничего не буду пить. Скорее подохну, но не выпью тут ни глотка.

Председатель внимательно разглядывает его.

— Вы всегда были таким раздражительным, господин Банц?

— До демонстрации, господин председатель, я был самым спокойным человеком на свете.

— У вас вопрос, господин старший прокурор?..

— Свидетель только что сказал: «полицейские бугаи». Прошу указать свидетелю на недопустимость подобных выражений.

Тут председатель впервые выходит из себя.

— Прошу не мешать мне вести дело так, как я считаю нужным, господин прокурор!.. Что у вас еще?

— Тогда мы оставляем за собой право возбудить против свидетеля обвинение в оскорблении.

— Пожалуйста! — И уже примирительным тоном: — Каждый свидетель говорит, как ему бог на душу положит… Итак, господин Банц, если вы готовы, рассказывайте, что с вами случилось. Значит, вы пришли с вокзала. Когда это было?

— Вы спрашивали, господин председатель, кто сказал мне насчет демонстрации. Так я же ездил в Штольпе, в финансовое управление. А в поезде все только про это и говорили. И в финансовом управлении, и в пивной.

— И вам тоже захотелось принять участие? А вы знали, кто такой Франц Раймерс?

— Это ж всем известно, господин председатель, это ж каждый ребенок знает.

— Итак — вы отправились в Альтхольм?

— До станции, господин председатель, мне семь километров шагать, а поутру сперва надо скотину в порядок привести. Так что я поехал только в час дня. Вскоре после трех прибыл на вокзал, в Альтхольм. Спросил там кого-то, прошли ли уже крестьяне. Спросил не полицейского, их там не было ни одного. Нет, сказали мне, крестьяне еще не проходили. Ну, я и пошел по Буршта. Подхожу, значит, к площади, где голый мужик стоит…