Незадолго до шести кабриолет прибыл в Штольпе и остановился на Рыночной площади.
Установить контакт с крестьянами оказалось делом нелегким, Манцов зря старался. Тогда Линау использовал свои связи через «Стальной шлем», подключились сюда и какие-то нацисты, и наконец пришел ответ, — от кого и через кого — никто в точности не знал, — что господам надлежит прибыть на автомашине к шести часам в Штольпе, на Рыночную площадь.
Они ждали. Время шло.
— Может, тяпнем быстренько по одной? — предложил Манцов.
— Не стоит. Крестьяне же наверняка нас угостят.
— Вы так уверены?
— Так ведь встреча, видимо, состоится в каком-нибудь трактире?
— Полагаете, что может быть и всухую? — заволновался Манцов. — Не дай бог. Не люблю иметь дело с трезвенниками. Извините, господин доктор.
— Пожалуйста, пожалуйста. Я предпочитаю шипучку.
— Но вид у вас неважный.
Вдали на площади показывается какой-то человек, не то парень, не то мужик, — пока еще не разобрать, — в грязных сапогах, грязной серой куртке, с веснушками и соломенно-желтой челкой на лбу. Он направляется в сторону машины.
— Не может быть, чтобы этот!
— Что вы, явится сам Падберг, не меньше.
Человек останавливается у машины, оглядывает пассажиров и говорит: — Уступите мне место рядом с шофером, буду показывать дорогу.
— Вы тот самый, который?..
— Не знаю.
— Вас прислали за нами?
— Я должен показать вам дорогу.
— Куда же?
— Не знаю.
— Ладно, поехали. Майзель пересядет назад, к двум толстякам.
— Но вы точно тот человек, которого мы ждали?
Простолюдину с челкой вопросы надоели, и он молчит.
— Скажите хотя б, далеко ли ехать, чтобы мы знали, надо ли заправляться?
Человек бросает взгляд на бензоуказатель.
— Хватит, — говорит он.
Перемещение окончено, проводник садится рядом с шофером, велит ему развернуться, и они отправляются обратно по той дороге, по которой приехали.
Кто-то пытается протестовать, так или иначе настроение упало. Сидящий впереди мужик, «деревенская скотина», отбивает всякую охоту к спорам.
На полпути между Штольпе и Альтхольмом сворачивают налево, на проселок.
— Слава богу, — говорит Манцов. — Я уже думал, что нас отсылают обратно в Альтхольм.
Проселок. Песчаная дорога. Затем по одной лесной просеке прямо, по другой влево, у развилки направо.
— Вот эта дорога к леснику…
— Нет, дом лесника гораздо левее…
— Толяйз, вы знаете, где мы находимся?
Толяйз что-то бурчит в ответ.
— Уважаемый, — обращается к крестьянину Манцов, и в его голосе звучит совсем иная, просительная нотка, — вы не скажете, куда все-таки мы едем?
Серая куртка молчит.
Лес кончился. Впереди, насколько хватает глаз, картофельное поле, иссиня-зеленое, поднимающееся в гору.
Кабриолет медленно пробирается по песку.
Толяйз, обернувшись: — За такие дороги полагается надбавка.
Манцов вздыхает: — Бога ради, Толяйз, отвезите нас куда-нибудь, где можно выпить.
И Толяйз: — Знаю только, что мы находимся где-то между Вислой и Одером, но где…
Снова лес. Вырубка. Соломенная челка делает знак остановиться. Все облегченно вздыхают. Челка выходит, прохаживается, разминая ноги, и закуривает свою носогрейку.
Пассажиры нерешительно стоят возле машины, оглядываются. Вырубка, видно, недавно расчищена под посадки, кругом темнеющий лес, солнце заходит. Не обращаясь больше с вопросами к проводнику, переговариваются друг с другом.
— Крестьяне должны прийти.
— Придумали же, гонять нас по всей округе.
— Т-сс! Что-то трещит.
Все смотрят в сторону чащи, но оттуда никто не выходит.
— Какой-нибудь зверь.
Толяйз решается спросить крестьянина: — Мотор выключить?
— Выключай.
Значит, это здесь. Они довольны, что добрались до цели.
Но время идет, проходят десять минут, пятнадцать, полчаса. Ожидание переходит в нетерпение, сменяется скукой, потом всех охватывает раздражение и наконец усталость.
Линау направляется к проводнику.
— Уже девятый час. В чем дело? Нас что, — за нос водят?
— Нет, — отвечает тот.
— Так в чем же дело, повторяю? Почему их нет?
— Еще рано. Должно стемнеть.
— Тогда почему нам назначили в шесть? Почему нас заставляют так долго ждать?
— Нам пришлось ждать с двадцать шестого июля.
— Ну, знаете… — Медицинского советника Линау прорывает. — Какая наглость, какое беспримерное деревенское хамство! Да вы понимаете?! Мы предводители Альтхольма, слышите, а не ваши дворняжки, запомните это. Мы…
Читать дальше