Алла Калинина - По образу и подобию

— Нет, — сказал я со спокойной улыбочкой, — по-моему, вся твоя философия на пустом месте, просто хочешь прикрыть свое хапужничество.

— Это я хапуга? Ну, извини. Я работаю. А то, что у меня выходит все высшим сортом, так я не жалуюсь — талант. А талант никому не заказан. Вот ты захочешь, так хоть завтра сделай что-нибудь такое научное на Нобелевскую премию и — получи. А не можешь — кто ж тебе виноват? Мешают тебе, что ли? Нет? Так вот и взял бы что-нибудь по себе, что-нибудь такое, что смог бы сделать лучше всех. Боишься? Или лень с места стронуться? А я вот хоть и не на научной стезе, зато на своем месте и создаю свои собственные шедевры и получаю за них, как заслуживаю, а может, много меньше. Но я терплю. И никакого святого бескорыстия из себя не строю. Ну, а дом мой и сад… ничего здесь чудесного нет, пустует, а у нас дети. Да и что за чудо? Вся деревня так живет, пол-России, почему ты их хапугами не обзываешь? А я тебе скажу — почему. Мыслишь стандартными блоками, все, как бараны, в одни ворота, и ты за ними. И все у тебя должно быть как у всех, мебель-стенка, жена — с дипломом, брюки-джинсы, у всех восьмой этаж, и — у тебя. А мне нравится развалюха с садом. Хорошо здесь, правда? Так и тянет сюда. И то, что неизвестно, что завтра будет мне интересно. Я думаю — сам, поступаю, как сам считаю правильным, и имею мужество называть вещи своими именами. Я время уважаю, понимаешь? Я его создаю, строю тем, что отличаюсь от других, от таких, как ты, и счастлив, что ни на кого не похож.

— Почему же ты тогда такой агрессивный, если ты счастлив?

Валентин вдруг рассмеялся, наклонился ко мне через стол:

— Да вовсе я не агрессивный, просто хочу, чтобы все у нас было ясно. Вот и жизнь тебе свою рассказал всю, по косточкам, честно. А ты сразу и запаниковал, не привык к правде? Тебе бы все пригладить да объяснить благородными намерениями, так ты бы все заглотал. Вот бы радость была! А ты прикинь, ведь можно было, можно, да не захотел я. Ты меня черненьким прими, а беленьким меня всяк полюбит. Помнишь, такая байка раньше была? Я, Жорик, не из доверчивых. Сейчас все кричат — верить в то, верить в это. А я не хочу верить, я знать хочу, ты мне все докажи. Даром, что ли, нас всю жизнь атеистами растили? Все как есть растолковали, так откуда же она вдруг вылезла, эта вера? Почему я верить должен? Я желаю знать. Вот и увлекаюсь анализом, к победе разума стремлюсь, понимаешь?

И вдруг увидел я, что он еще мальчишка, задиристый, молодой, куда моложе меня. Он глядел на меня довольный, как нимбом окруженный гроздьями мелких, совершенно еще зеленых яблочек, едва выделяющихся в темной густой листве. Да рисовался же он, на все его поступки конечно же можно было смотреть совсем по-другому. А я-то принял его всерьез. К победе разума он стремится! Да что с ним делать, с разумом этим, в реальной жизни?

— А не кажется тебе, Валя, что излишняя ясность — почти наверняка ошибка? Наговорил на себя бог знает чего! Ну а выставлять себя негодяем не обыкновенная ли экстравагантность? Тоже своего рода показуха. Зачем? Зачем все доводить до абсурда ради несуществующей, мифической истины? А настоящая истина, она не такая, она многоликая. Ты же сам говорил, что против простоты. И правильно. Глупо надеяться, что все гениальное просто, вранье это, выдумки, гениальное — сложно. И кстати, из научной жизни, скажу: экстраполировать опасно, сначала все вроде бы сходит с рук, но ближе к пределам, там, где тебе интереснее всего, кривая обычно делает свечку или еще что-нибудь в этом роде. Не рассчитывай на то, что, наблюдая себя, понял закономерности человеческой жизни, ничего нет безнадежнее такого заблуждения. Напорешься.

— Может быть, — сказал он легко, — может быть, ты и прав. Насчет ясности — так это точно. Но знаешь, так, как я живу, мне гораздо интересней. Я мыслю — значит, существую. А ошибки, чего их бояться? Все ошибаются, это закон природы. Думать интересно…

— Это, дружок, природа твоя тебе мстит за то, что ты ее угнетаешь. Вот пиджаки какие-то шьешь, хорошие пиджаки, и дело хорошее, тем более что у тебя талант. Я не против, я в этих вопросах демократ, но не слишком ли тебе легко, брат? Не мало ли взял? Может, в этом все дело? Хвалишься свободой выбора, а на самом деле просто схалтурил, не выбрал всего, чем наградил тебя бог. Не может так быть?

— Может. Но что же мне делать? В философы, что ли, идти? Так они совсем не тем занимаются. Думать, Жорик, надо не одним философам, всем надо, в меру своих возможностей и знаний. И на это надо оставлять время и настраиваться на это, у нас быстродействие похуже, чем у машин. А мы вместо этого все беспокоимся, как бы занять у людей свободное время, чтобы его совсем не было. Это чтобы не думать, что ли? А парадоксы, ты не прав, они нужны, они будят мысль, толкают, разве нет?