Алла Калинина - По образу и подобию

А я смотрел на нее и удивлялся, почему это раньше никогда не приходила ко мне простая мысль: стоп, хватит, почему бы и не остановиться? Чего я ищу там, впереди, чего жду? Эту женщину рядом со мной я желал и любил, чего мне еще? Меня поразила, растрогала ее решимость, ее жертва, вот она пришла и осталась со мной, ничего не спросив, ничего не требуя. Мужчины еще меньше понимают в женщинах, чем женщины в мужчинах, поступок дается женщинам естественнее, легче, чем зрелая мысль, но я-то ценил ее со своей колокольни, прижимался к ней щекой, целовал ее гладкое узенькое плечико, она во сне слабо стряхнула мой поцелуй. Боже мой! Чего мне еще надо?

Я все забыл, Марго, отца, Валентина, бескрайние ряды моей родни, Лильку с сегодняшним ее ужасным, трогательным и постыдным шагом. Она сказала мне: «Давай поженимся», как будто бы все было потеряно и у меня, так же как и у нее, не было будущего, как будто мы были два пенсионера, решивших по дружбе прислониться друг к другу. Как она могла?

Утро уже наполнило окно, медленно стекало в комнату, раннее, тихое летнее утро, небо было серое и гладкое, как парусина, слабый, почти невесомый дождичек висел в воздухе, теплым туманом оседал на стеклах. Я думал, что скажу Соне, когда она проснется, как я ей это скажу? Наверное, как-нибудь небрежно и глупо, между делом, со смешком. А может быть, лучше сразу? Нет, я не смогу, не решусь… такие странные слова… А Марго? При чем здесь Марго… Я повернулся на бок, усталый, успокоившийся, почти счастливый. Дождь пошел сильнее, забарабанил по узенькому подоконнику. Я заснул, чтобы никогда уже не вернуться к своим рассеянным ночным мыслям, и не услышал, как ушла Соня.

Проснулся я поздно. День сиял, небо до краев было налито такой безмятежной голубизной, как будто никакого дождя сегодня не могло быть и в помине. Окно было открыто, и солнечные блики от него дрожали на стене у моего изголовья. Настроение было прекрасное. Я попытался вспомнить отчего и изумился своим ночным открытиям. Чего только не придет в голову, когда не спишь! На самом деле все было гораздо проще, естественнее — лучше! Я влюблен — вот что самое главное, а в остальном — зачем торопить события? Я принял душ, побрился. Из круглого зеркала на меня зорко глянула самодовольная физиономия молодого бездельника. Ну-с, с чего мы начнем денек? Хотелось побегать, попрыгать, с кем-нибудь скрестить клинки. И я сразу понял, куда поеду — конечно же к Валентину, пора показать ему, кто из нас старший.

Когда я приехал к нему, в саду шло чаепитие. Мне повезло, Валентин уже вернулся с работы, сидел за домом под яблонями за узким садовым столом, тянул из стакана дымящийся темный чай, рядом пыхтел самовар, а счастливая Тамара порхала вокруг него, подавая варенья и сушки, отгоняя мух и что-то торопливо докладывая ему. На меня Валентин глянул благодушно, махнул рукой — садись, откинулся на спинку лавки.

— Ну, что новенького, Жорик, чем порадуешь?

— Жизнь вообще прекрасна…

— Да ну? А я и не знал.

— Узнаешь, ты еще молодой.

— Ого! А ты мне нравишься сегодня, братец, раньше такой ученый очкарик приходил, а сейчас смотрю — вроде человек.

— Человек, а как же! А ты все богдыханствуешь?

— Угу. Приятное, знаешь ли, занятие, понежишься, пофилософствуешь. Ты в дурака втроем никогда не играл? Хочешь, попробуем?

— Нет уж, спасибо.

— И правильно. Странная, знаешь ли, игра, крепких нервов требует. Казалось бы, какая разница — втроем, вчетвером, а разница огромная. Когда чет играет, у тебя союзники есть, а когда нечет — один ты перед всеми, и ничего понять невозможно. Кому ты друг — тот тебе враг, а кому ты враг — тот к тебе милость проявляет. Тебе не кажется, что похоже на жизнь?

— На тебя поглядеть, так похоже.

— Не только на меня. Жизнь не любит телят несмышленых, ей крепких подавай, с мускулами, таких, которые ласку примут и не растают, а от удара только зашатаются да и ответят двойным ударом.

— Послушай, Валя, а ты у нас, часом, не фашист?

— Нет, Жорик, не надейся. Я реалист, циник, если хочешь. Просто я не желаю быть в дураках и терпеть не могу тех, кто распускает сладкие слюни.

— Это что — камень в мой огород?

— А то в чей же? Есть такие люди, всех хотят примирить, волка с бараном, лисичку с зайчиком… А я вижу жизнь такой, какая она есть, ханжества не выношу, и если ты волк, стоит ли прикидываться ягненком, чтобы какой-нибудь слюнтяйчик потом кричал: ах, он нас обманул-запутал? Мне это претит. А потом, припомни, волки ведь тоже необходимы природе, и у них есть своя нравственность, только с зубами. Впрочем, я-то совсем не волк, я человек мирный, только с глазами на затылке, не люблю жить вслепую, понимаешь?