Алла Калинина - По образу и подобию

Теперь Лилька была почти перестарком, двадцать восемь лет. И, если говорить честно, я считал, что конкурентов у меня быть не может, Лилька вся, с потрохами, принадлежала мне, конечно в самом дружеском, товарищеском смысле, я же был не обязан ей ничем, я ее осчастливливал своей дружбой. Конечно, теперь она не была уже той наивной девочкой, какой я узнал ее впервые, с годами она стала спокойнее, увереннее в себе и — тверже. И в наших отношениях мы словно поменялись местами, теперь она советовала, поддерживала, утешала, как будто бы она выросла, а я все еще оставался мальчишкой, юнцом. В каком-то смысле до этого лета, наверное, все так и было. Одним словом, я пересказывал Лильке то, что узнал за эти странные несколько дней, а она слушала. Весь фокус был в том, что я ее не стыдился, а потому мог спокойно покопаться в своих переживаниях. Я искал в себе и находил дурные черты дяди и теток, пытался проследить трагические повторения судеб, чтобы не повторить привычных уже для моей семьи ошибок, — короче, ужасно был обеспокоен собой. Как всегда.

— Ну и напрасно ты переживаешь, — утешала меня Лилька, — у тебя оказалась хорошая семья, дружная. И то, что твоя мать с ними порвала, тоже ни о чем не говорит, знаешь, у всех свои сложности. Людей без недостатков вообще нет, ты тоже их не лишен, ну и что же? Так всегда бывает, это нормально. И в общем хорошо, что так получилось и ты во все это влез, это для тебя полезно, — она вздохнула.

Потом мы поговорили о пропавшей Ксении и сегодняшнем неприятном визите ее подружки.

— Гоша, а дальше что? — каким-то странным голосом спросила Лилька, настолько странным, что я ее не понял и принялся излагать свои планы, как я дотошно обойду всю родню, до всего докопаюсь, но Лилька перебила меня и частой скороговоркой вдруг сказала: — Гоша, давай поженимся, а?

— Давай! — без тени сомнения дурашливо откликнулся я. — Вот будет здорово! А то что же, каждый раз, как надо пообщаться с человеком, звони да жди. Очень неудобно получается.

И только тут я понял, что сморозил что-то ужасное. Лилька спокойно смотрела в сторону, но лицо ее медленно наливалось краской и вот уже было пунцовым, потом багровым. Так что же, это было всерьез?! Я испуганно молчал, не зная, что сказать. Лилька очнулась первая.

— А я в отпуск уезжаю, — сказала она, — хорошо, что повидалась, а то бы когда еще…

— Когда уезжаешь, куда?

— На днях.

— Лилька, ты меня извини, ради бога, я какой-то глупый тон взял, ну не хотел я тебя обидеть, ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Лиля!

— Знаю. Да и не в тоне дело, дело совсем в другом. — Румянец уже стек с ее щек, и лицо было такое, как всегда, милое, скромное, доброе лицо. Почему мы не влюбляемся в людей за их добродетели? — Я, Гоша, может быть, выйду замуж. Представь себе, нашелся и у меня поклонник, и даже очень горячий… — Она опустила глаза, и я увидел, что правое веко у нее дергается, едва заметно, но отчетливо, вздрагивают ресницы, мелко пульсирует нежная кожа.

Мне надо было спросить, кто он, но я не спросил, я спросил вместо этого:

— Ну а ты, Лилька? Ты его тоже любишь?

— Конечно, люблю, он очень хороший человек, надежный, честный. Не стоило тебе задавать мне этот вопрос. Да и в сущности вопрос-то пустой, что он означает? Какую сторону человеческих отношений? На русском языке любовь такое многозначное понятие.

— Лилька! Честное слово… Ты нажимаешь на меня, ну дай мне хотя бы прийти в себя! Да не хочу я, чтобы ты выходила замуж, что это тебе приспичило? — Я пытался снова взять шутливый тон. Не получалось, но она улыбнулась приветливо:

— Будет тебе, Гоша, поговорим еще, не к спеху, я тебе перед отъездом обязательно позвоню.

И я поверил, потому что искал легкого выхода. Больше того. Чем дольше я сидел, оглушенный этим разговором, тем откровеннее во мне поднимали голову злость и раздражение. Еще бы! Меня хотели загнать в ловушку, поймать на дешевый трюк. Да как же ей не стыдно, в конце концов, порядочная же девка! Я сидел и распалял себя, возбужденный своим чудесным спасением от грозившей мне страшной опасности, я думал: Марго права, она чуяла… Одно только не приходило мне в голову — то, что Лилька была единственная женщина на свете, на которой мне действительно следовало жениться, но об этом потом, потом…

Я досадовал, что в трудную минуту остался без опоры, без дружеской поддержки, на которую рассчитывал. Угораздило же ее все испортить, все шло кувырком, все словно сговорились отбить меня от прежней, такой спокойной жизни, мне оставалось идти только вперед, напролом!