Алла Калинина - По образу и подобию

Это была правда. Не очень-то он переживал, когда Эдик через двадцать лет безрадостной жизни развелся со своей женой и вскоре женился на другой женщине. Честно говоря, Миша не очень их различал, ему казалось, они все на одно лицо. Правда, Эдик стал другой — спокойный, уверенный в себе, счастливый. Но о чем ему было и тревожиться, все у него было нормально, он сам теперь уже стал профессором.

И когда у Милочки родился второй сын, Миша тоже ничего не испытал, никаких чувств, кроме легкого раздражения. Старший внук нравился ему, потому что был на него похож, а этот — нет. Он удивился, что потом из этого ребенка постепенно вырос веселый и приветливый малый. Но в общем-то Миша и сам был легким стариком, жизнерадостным, необидчивым, нетребовательным. Единственным его врагом была скука, он не знал, как убить время, но заинтересоваться чьей-нибудь жизнью, кроме своей, не умел, да и не стоило уже. Ни в Эдике, ни в Миле, ни во внуках он не узнавал и не чувствовал себя, своего продолжения, ему эта мысль даже не приходила в голову. Целыми днями он ждал, когда придет к нему единственный его и последний друг и соратник старенькая Нина Митрофановна Воронько и поведет его гулять. Остальное его не интересовало…

Экран погас, видения исчезли. Я приоткрыл щелку и увидел только краешек чужой жизни. Зачем мне это понадобилось, зачем? Я не лгал себе, я слишком хорошо знал, какое неистребимое любопытство вызывают в людях чужие несчастья и беды, но все-таки дело было еще и в другом. Я верил в генетику, а передо мной прошла жизнь не просто каких-то незнакомых мне людей, эти имели прямое отношение ко мне, в нас гнездились одни и те же пороки и добродетели, таланты и слабости, мы с ними были одной крови. Неужели и я когда-нибудь стану похож на своего дядю Мишу, совершенно равнодушного ко всему на свете, кроме себя, неужели я уже такой? А мой отец, он — тоже? Может быть, Марго была права, может быть, она просто оказалась сильнее, решительнее Раечки? Но это все мне еще предстояло узнать. Я думал о своей стареющей двоюродной сестре Миле, как смогла она так трезво, так безжалостно и отстранение препарировать жизнь своих близких, не пытаясь ни выгородить их, ни защитить. Когда я спросил ее об этом, она ответила мне не задумываясь, сразу: «Знаешь, Юра, больше всего на свете я ненавижу ложь, я никогда не врала себе, не пыталась выкрутиться, и в них мне слишком многое не нравилось. Я была одиноким несчастливым ребенком и решила строить свою личность сама, наперекор, вопреки им, я не хотела быть на них похожа…» Все это было для нее давным-давно решено, и все-таки я усомнился: «Разве это возможно — победить свою природу?» — «Почему бы и нет? — ответила она задумчиво. — Да, в сущности, у меня и не было другого выхода…» И вдруг добавила голосом нашей старой тетки Симы: «Она не любила меня, вот в чем дело, а это нельзя ни забыть, ни простить…»

И вдруг я подумал: «А ведь моей квартирантки нет дома, что бы это могло значить?» Я пытался вспомнить, ночевала ли Ксения вчера, и не мог, последнее время я совсем перестал обращать на нее внимание. Так-так, где же она теперь обретается, моя нелепая нахлебница? Нашла себе новых покровителей? Сомневаюсь, что-то здесь не так. Я вышел на кухню, по квартире за мной пробежал голубой сквознячок. Прекрасное утро. Я налил себе чаю и на всякий случай заглянул под стол. Чемодан был на месте, крышка приоткрыта, из-под нее небрежно торчали какие-то тряпки, розовые тапочки тоже стояли рядом, уже чем-то заляпанные. Нет, надеяться было особенно не на что, от Ксении избавиться не так-то просто, зато новых проблем может возникнуть целая куча. Я не ошибся. Едва я отзавтракал и расположился с книжкой на диване, чтобы немножко отвлечься и прийти в себя после обилия вчерашней информации, как в дверь позвонили, раз, потом еще раз, еще. Я отложил книгу и спустил ноги с дивана. Звонки продолжались, требовательные, нервные. Я встал и не спеша побрел к двери, с удовольствием шлепая по прохладному паркету босыми ногами. За дверью стояла незнакомая сильно накрашенная девица в очень открытом платье.

— Здрасте! Ксения дома? — торопливо спросила она.

— Нет. А вы кто такая будете?

— Я ее подруга Вера, она вам не говорила? А когда она придет?

— Откуда мне знать? Похоже, наша милейшая Ксения у вас тоже не ночевала?

— Так, значит, удрала, — Вера досадливо потрясла головой, — так я и знала. Можно я зайду? Мне бы вещи посмотреть, вещи хоть остались?