Алла Калинина - По образу и подобию

— Вот, значит, как мы с тобой встретились.

— Я так рада, что ты приехал.

— Почему?

Она засмеялась:

— Гоша! Ну как же ты можешь спрашивать! Разве ты не понимаешь? Это нам всем было нужно, и мне, и ему, и тебе, чтобы уже навсегда между нами не было ничего неясного. Мы же останемся друзьями, близкими друзьями, верно? Ну что ты, Гоша, что ты! Это тебя просто досада жжет. Надо привыкнуть немного — и все, и пройдет. Ты же меня по-настоящему никогда не любил.

— А ты меня? Тоже не по-настоящему?

— Я? — Она медленно покачала головой. — Видишь ли, Гоша, это очень сложный, двусмысленный вопрос. Я тебя, конечно, всегда любила и сейчас люблю, я привыкла думать о тебе как о родном человеке, да так оно и останется, наверное. Но что бы из этого вышло? Ты знаешь, я испытала все средства…

— Но я же просил тебя подождать! Я же просил…

— Просил. И это тоже был ответ мне. Чего же мне было ждать, если за столько лет ты так и не собрался ни разу всерьез обо мне подумать? Чего уж тут… Но ты себя не вини, Гоша, все правильно было, потому что правда. Я тебе за это только благодарна. Я ведь знаю, ты не посмеялся надо мной, ничем никогда меня не обидел, потому что ведь ты — это ты, за это я тебя и люблю. Но если бы вдруг случилось так, что мы оказались бы вместе, не стал бы ты думать потом, что тебя обделила судьба, что женился ты от нечего делать, просто потому, что время пришло? И стал бы ненавидеть меня и сделал бы несчастной.

— А с ним, без любви, ты уверена, что будешь счастливой?

— С ним совсем другое дело. Для него жениться — это самое главное дело в жизни. Для тебя ведь совсем не так, правда? А Боря, он очень серьезный человек, он если дал слово, то будет ему верен всегда, что бы ни случилось. Он настоящий мужчина, понимаешь, он и обеспечит, и защитит, и детей вырастит, если что-нибудь со мной случится. Не потому, что он меня так любит, а потому, что нет для него ничего важнее, это святое. Он, если бы и на другой женился, был бы такой же.

— Значит, просто вариант брака по расчету?

— Ах, что ты говоришь! Он же меня с первого взгляда полюбил и все эти годы ухаживал и ждал моего слова…

— Что же ты так долго заставила его ждать?

— А я не сразу его поняла и привыкнуть к нему долго не могла, все он мне странным казался. Это уж только в самый последний год привыкла и полюбила.

— Даже так? Чего же ты тогда ко мне за две недели до свадьбы приходила? А если бы я «да» сказал, ты бы за меня вышла или как?

— Тогда бы, наверное, вышла. Ну что ты так на меня смотришь? Я же не ангел, а человек, и я тогда еще свободна была, понимаешь? Вот сейчас я сижу на твоей постели и даже не боюсь тебя нисколько, потому что все уже позади, все. Да раньше бы, Гоша, я от одного волнения рядом с тобою бы умерла. А сейчас все кончено, не знаю, как тебе это объяснить. Я тебя люблю, но не так. Куда она делась, та моя любовь? В прошлое ушла или просто в невозможное? А тогда я еще выбирать могла. Позвал бы меня, разве бы мне устоять? И вышла бы я за тебя замуж, по любви, но ничего хорошего из этого бы не вышло.

— Но почему, почему?

— Потому что семья для тебя вообще ничего не значит. Ни я тебе была не нужна, ни наша совместная жизнь, ни дети. Разве ты об этом хоть когда-нибудь задумывался? Ты любви искал, женщины тебе нравились, то одна, то другая, все, кроме меня, но дальше развлечения, удовольствия твои мысли не шли, я же это видела. А я… даже стыдно сказать, как я мечтала выйти замуж. Вот сижу дома и мечтаю, сколько у меня будет мальчиков и сколько девочек, и как я тебе буду белье стирать, и как сервировать обед, ложечки справа, вилочки слева, и какие цветы будут стоять на столе.

— Какие?

— Ирисы в синей фаянсовой вазе. Только ты не вписывался никак в эту картину, и не любил меня, и не вписывался.

— А Борька, значит, вписался.

— Да, сразу, сразу, как начала его понимать. И он мне тоже стал дорог, по-другому, чем ты, по-своему… Я счастлива, Гоша, и он счастлив. Ты должен это понять и порадоваться за нас, за нас и за себя, ты же наш самый первый друг, мы тебя любим, мы, оба.

И тут вдруг что-то сделалось со мной, я схватил ее и притянул к себе и начал целовать, первый раз в жизни. И какое-то небывалое прежде волнение охватило меня, может быть даже лишенное желания, но мучительное и сладостное. Мне кажется, я в это время плакал, потому что глаза потом оказались мокрыми и горло мое сухо сдавило. Лилька молча отбивалась от меня, мотала головой, а потом затихла, несколько раз провела мягкими ладонями по моему лицу и сама поцеловала в лоб, в щеку, в губы. Это был легкий, нежный девический поцелуй, от которого все в моей душе содрогнулось и замерло.