Ян Папп - Направление — Прага

А потом прилетели самолеты и сбросили листовки.

Прочитайте и передайте своим друзьям!

Венгерские солдаты на Дону!

Под Воронежем за последние четыре месяца погибли ваши лучшие дивизии. Что осталось от 3, 7, 10, 12 и 14-й венгерских дивизий? Вы хорошо знаете, что Красная Армия их, а также Будапештскую танковую бригаду почти полностью разгромила. За это время погибло, ранено или взято в плен свыше ста тридцати тысяч солдат.

Солдаты! На что вы надеетесь? На то, что вам помогут немцы? На это надеетесь напрасно! Немцы истекают кровью на всех фронтах! На одном из них, под Сталинградом, за 70 дней их погибло 300 тысяч!

Знаем, что вы не хотите за них ни воевать, ни умирать. Чтобы вы боялись плена и продолжали воевать — вас обманывают, говорят, будто русские убивают пленных. Не верьте этой подлой лжи. Переходите к нам, на сторону русских, по одному или группами, взводами, ротами! Ни один волос не упадет с вашей головы. Это единственный для вас путь к спасению! Фронт означает смерть. Сдача в плен — жизнь. На одном участке фронта на Дону немцы попытались удержать венгров от сдачи в плен. Венгры рассчитались с немцами, перешли к нам и сдались в плен.

Эта листовка действительна как пропуск и для одиночки и для группы желающих перейти линию фронта и сдаться Красной Армии!

Прочитайте и передайте своим друзьям!

Почти не продвигались. До смерти уставшие, из последних сил отвоевывали каждый шаг, с упорством всовывали ногу в снег, потом вытаскивали ее из сугроба, с отупением падали в белые гробы.

В тучах гудели самолеты.

Потом лежали еще в каком-то дырявом, наполовину сожженном сарае, на вонючей соломе, пропитанной всеми фронтовыми запахами. А утром те, что поднялись на ноги, с удивлением ощупывали себя — действительно ли живы.

Потом увидели деревянные избы, а между ними машины и красноармейцев.

— Обойти деревню! Если русские пойдут в атаку, обороняйтесь! — хрипел совершенно пьяный полковник.

— Шиш-то, — отбросил винтовку Янош Брезик. Лицо позеленело от страха, чувствовал, как у него перехватило дыхание.

— Обойти деревню! — размахивал руками полковник.

Но остальные тоже побросали винтовки.

— Перестреляю как собак! — рычал командир.

Но навстречу уже шли красноармейцы.

Деревня Яблоничная. Как раз там и перешли остатки 3-го венгерского Секешфехерварского полка к Красной Армии. Там же солдаты застрелили своего пьяного полковника.

Это было первого февраля 1943 года.

2-й венгерской армии тогда уже не существовало.

Прежде всего их накормили. В те минуты в них жили только губы, зубы, желудки. Глотали не пережевывая. Напихивали кусками хлеба утробу, измученные голодом, не могли насытиться.

Потом их отправили в лагерь для пленных в Лебедяни. Оттуда, снова пешком, в другой лагерь. Около Волжска.

Зима свое дело сделала и с Брезиком. Так скрутила его, что слег. В больницу. Лежал долго, а потом, когда уж из этой беды выкарабкался, ходил показываться к врачу.

Тогда, в конце лета, случилось такое, что взбудоражило весь лагерь. Венгров, румын, австрийцев, итальянцев и немцев. Приехали чехословацкие офицеры. Из формирования Людвика Свободы.

Подальше от сортира, где пленные обычно грелись на солнышке и мечтали о сале, женах, белом хлебе, вине, пиве и доме, решили, что произойдет нечто исключительное. На этом сошлись даже венгры с румынами.

Начальник лагеря построил солдат, которых считал словаками. Представил им двоих в гражданском. Пришли якобы, чтобы поговорить с ними об их будущем. Беседы, продолжал, будут вестись с каждым отдельно в одной из комнат барака для офицеров.

— Спешить не надо. Над нами не капает, говорят у нас в России.

Брезик пошел на беседу одним из первых. Ведь вызывали по алфавиту.

— Садитесь, — сказали ему и начали перелистывать бумаги. — Значит, вы Ян Брезик.

— Ян Брезик, — кивнул головой.

— Родились?

— Первого января 1919 года.

— А где?

— В Банове.

— Где это, Банов? — поинтересовался высокий.

— Около Новых Замков.

— Гм, — загмыкал в гражданском. — А какая это была деревня — венгерская или словацкая?

— Словацкая. Чисто словацкая. Испокон веку.

— А в какую школу вы ходили?

— Я? В словацкую. Другой у нас и не было. А когда появился Хорти, ну, после присоединения, открыли и венгерскую.

— Из какой вы семьи? Имею в виду, кем был отец?

— Отец? Работал на хозяев.

— А здесь написано, что вы имели коней.

Только сейчас он сообразил, что в бумагах, куда они заглядывали, что-то вроде его биографии, которую он когда-то с трудом нацарапал. А там писал и о конях.