Шамиль Идиатуллин - Последнее время

Махись болтался то сбоку против солнца, то вырастал почти из-под ног. Кул его усердно не замечал. Не понравилось ему, как Махись себя вел, как кидался и как грубо всунул Кулу в голову свои видения, и сами страшные видения, криво и непонятно отраженные в капле, не понравились тоже. Друзья так не поступают. Ну и не надо мне такого друга. У меня есть другой друг, настоящий. И друг-жена – может, даже сестра или тетка, подумал Кул радостно, ведь это позволяло не печалиться. А если не сестра и не тетка, понял он еще радостней, – даже лучше: можно стать только ее мужем. Пусть она и старше, зато красивая, сильная и своя. С мужем-то ей придется единиться, зачем еще муж-то нужен, особенно если жить не по правилам мары, а по законам остального мира, где, говорят, муж только один, да и жён не сильно больше.

От раздумий о том, много лучше или мало, опять стало жарко, сладко и стыдно. Кул поправил штаны, украдкой оглянулся и заметил то, что Эйди, похоже, увидел давно: их настигала куница. Она рыскала из стороны в сторону, как будто не в силах выбрать, к кому бежать, к Кулу или Махисю. Хозяйка куницы бежала почти сразу за нею, от Айви не отставал давешний птен. Ни Вайговата, ни Озея с Лурой рядом не было.

Видимо, птен долетел до Смертной рощи на еле запитанном крыле, и они вместе с птахой и ее зверьком кинулись зачем-то вслед Кулу с его новыми друзьями. А старые недруги Кула шли своим ходом: других расправленных под себя крыльев, по всей вероятности, не нашли, как и других возможностей срезать путь. Ду́пла здесь не помогли бы, выходные ду́пла вокруг утеса не водились, об этом давно позаботился Арвуй- кугыза, намоливший Патор-утесу округу без леса, без жизни, способной подцепить и понести дальше местную злобу, и без чуткости, позволяющей твориться людской волшбе. Вокруг Патора волшба не работала.

– Кул, погоди! – крикнул птен, заметив, что Кул обернулся, и даже махнул приветствием Перепелят, к уху и обратно. Своего нашел, надо же.

Кул пошел дальше. Все равно догонят, в бегунках-то с выставленными на цепкость подошвами. У Кула, Эйди и Ош сапоги с виду были совершенно разными, но одинаково малопригодными для бега по всегда очень скользким здесь, тоже из-за наговора Арвуй-кугызы, траве и почве. Ни Эйди, ни Ош ходу не сбавили.

– Кул! – крикнул птен отчаянно, а куница, вереща, сделала петлю вокруг оскалившегося Махися и, переливаясь хвостом, который раздувался так, будто был втрое толще, чем на самом деле, кинулась под ноги Кулу. Кул споткнулся, ругнулся, но на юркую гадину не наступил.

Та устремилась к хозяйке, Кул зло повернулся к ней, чтобы сказать накопленное, но Айви успела первой:

– Кул, Позаная убили.

Кул замер, пытаясь совместить эти бессмысленные слова с остальным миром, понятным и осмысленным. Айви добавила, замедляя шаг:

– И Чепи тоже.

Она остановилась и беззвучно заплакала, некрасиво сморщив все лицо.

Куница закружилась у ее ног, заглядывая хозяйке в лицо и порыкивая.

Птен пробежал мимо Кула, злобно зыркнув на него, настиг Эйди с Ош, обогнал и встал перед ними, растопырившись. Он дышал быстро и тяжко.

Эйди и Ош остановились, рыскнули глазами по сторонам и снова уставились на птена. Птен, переводя дыхание, сказал:

– Стойте. Сейчас старшие придут, поговорят с вами. Пока ждите.

Эйди картаво пробормотал что-то Ош, та попыталась возразить, но он говорил уже с птеном на языке мары, уверенно и ласково:

– Сынок, нам не надо ждать. Нам уходить надо.

Птен сжал кулаки и насупился. Эйди сказал еще ласковей:

– Сынок, богами клянусь, мы опаздываем. Давай вместе там подождем.

Он показал на вершину Патор-утеса и сделал шаг к ней, а значит, к птену. Птен не шелохнулся. Эйди шагнул вправо – птен двинулся вместе с ним, преграждая дорогу. Эйди, усмехнувшись, шагнул влево – и дорогу ему преградил выросший, будто подземная волна принесла, Махись. Не заметивший его птен ткнулся плечом в плечо Махися, вздрогнул и попытался нащупать препятствие.

– Ну ты-то куда, – досадливо сказал Эйди и оглянулся на Кула.

Кул вяло позвал:

– Махись.

Махись через миг оказался возле него и с озабоченной рожей обеими руками обхватил ладонь Кула, оказывается, холодную и влажную, несмотря на жару. Кул попытался оттолкнуть его и сел. Ноги почему-то не держали.

А в пяти шагах от него присел птен, к которому опять потянулся Эйди, всерьез, кажется, решивший взять строптивого мальца с собой. Весь подрост мары с собой забрать хочет, что ли, подумал Кул с удивительным равнодушием.