Шамиль Идиатуллин - Последнее время

Здоровяк и сипатый, обрадованные слаженностью своих движений, хлопнули ладонями и, переводя дыхание, уставились на Кошше. Стриженый подходил, поигрывая разделочным ножом и заинтригованно улыбаясь.

– Это правда ты, что ли? Бешеная убийца-кочмачка – здесь, у нас, забесплатно и закованная?

Здоровяк, больно рванув волосы, содрал платок и восторженно сообщил:

– Белая, гляди! Точно она! Праздник пришел – и обслужит нас сейчас, и вознаграждение принесет!

– Думаешь, можно – чтоб обслужила-то? – спросил сипатый, разглядывая Кошше, как тушку в мясной лавке.

– А чего нельзя-то? – удивился стриженый, любуясь широким лезвием; на Кошше он как будто и не смотрел, но указывал безошибочно. – У нее есть куда, у тебя есть чем, в чём вопрос?

– Милая, ты почему не в постели? – спросил Хейдар с лестницы.

– В постели! – воскликнул здоровяк радостно. – Господин знает толк!

– В постели так в постели, – согласился сипатый.

Стриженый, исподлобья вглядываясь в неосвещенный лестничный пролет, сказал:

– Господин, тут работает стража Альдожского края. Это твоя жена? Подорожную твою можно глянуть?

– Да, безусловно, – воскликнул Хейдар с готовностью, спустился, страшно скрипя ступеньками, протиснулся, униженно извиняясь, мимо загородившего проход сипатого, мимо развеселившегося здоровяка, который перекрыл дорогу уже нарочито, подошел к стриженому, возясь дрожащими руками в прорезях неровно запахнутой одежды, достал несколько сложенных писчих и пару твердых пластинок – силовых листков, догадалась Кошше, которая про них много слышала, но покамест не видала, и протянул все сразу, нервно дергая руками. – Вот, – пробормотал он, протягивая один дрожащий кулак, – нет, вот…

– Да чего ты телишься, – пробормотал стриженый с досадой, сунул нож под мышку и вырвал из обеих рук Хейдара содержимое.

Хейдар качнулся к нему. Глухо стукнуло, стриженый, ёкнув, подпрыгнул на пол-локтя и повалился, рассыпая бумаги, листки и нож, а Хейдар, развернувшись, ударил здоровяка ниже рта. Здоровяк качнулся, Хейдар так же хлестко ударил ровно в тот же клок бороды другим кулаком. Здоровяк рухнул на стол и пополз вниз, стакан стукнулся о стену и соскочил со стола. Хейдар перехватил его, поморщившись, шагнул к сипатому, который шарил по поясу в поисках рукояти, и стукнул толстым донышком стакана в висок.

Сипатый пал, будто его вдернули в пол за ноги.

Хейдар оглядел поверженных противников и снова поморщился. Из-за стойки белым зимним солнышком показалось испуганное лицо хозяина. Хейдар, как бы извиняясь, развел руками, поставил стакан на стол, заправил за ворот выбившийся серебристый кулон на веревочке и принялся деловито разминать костяшки пальцев.

– Ловко у тебя получается, – сказала Кошше и потерла занывший подбородок о плечо.

– В общем, помалкивай, виду не подавай и шестипалость не выпячивай.

– В смысле – шестипалость? – обиделась Кошше, незаметно глянув на руки – вдруг и впрямь не то чтобы лишний палец отрос, а просто она как-нибудь неправильно держит руку, позволяя увидеть несуществующее.

Хейдар качнул головой.

– Совсем ты про мары не знаешь ничего, да? Вот и помалкивай и помни, что они и без того на нас с усмешкой смотрят.

– Почему с усмешкой?

– Веселые потому что. Грудь свою увидят – хохочут, не увидят – вовсе умирают. А непривычное для них та еще потеха. Городов нету, живут своим кругом, деревенщины, одни и те же лица кругом, одни и те же голоса, не только интонации наизусть знают, но и наперед кто что скажет – и это без колдовства даже, а колдовство-то у них везде. Любое не свое – такое странное, смешное и глупое, какого ты и представить не можешь. Поэтому ты для них – колбаса, я – картавый, элины – голозадые, и так далее.

– Элины – понятно, они правда без штанов, как и скеты, я знаю. А остальное почему?

– Колбаса – потому что в ремешках, как колбаса в веревочках. Франки, геты, русь и прочие картавые – ну, у нас «р» такое, понятно же.

Хейдар произнес «р» на северный, западный и восточный манер. Кошше повторила про себя, кивнула и спросила:

– А шестипалые?

– А это самое забавное. Из-за счета. Ты после десяти как считаешь?

– Что значит – как? Одиннадцать, двенадцать.

– Теперь по-своему посчитай. Нет разницы?

Кошше посмотрела на Хейдара, как на дурачка. Тот рассмеялся.

– У вас в языке, ну и у мары, одиннадцать – это десять-один, двенадцать – десять-два, точно так же, как двадцать-один, тридцать-два. А у нас, у франков и у других западных народов счет до дюжины, так что одиннадцать и двенадцать – особые слова. Не такие, как двадцать один и тридцать два. Понимаешь?