Дмитрий собирался обедать и пригласил Дышлакова за стол. Партизан согласился, пригладил ладонью волосы, сел напротив комбата.
— Жить стало невмоготу, — сказал он.
Действительно, выглядел мрачновато. Во всем облике его была сейчас какая-то неуверенность, скованность. Видно, не прошел даром урок, преподнесенный ему Соловьевым.
Дышлаков решительно отодвинул в сторону черный чугун с картошкой, стоявший между ними, словно этот чугун мешал им понять друг друга, и сказал, тупо глядя в стол:
— Трудно, стал быть. Мы ба давно поставили крест на Ваньке, да ты волокитишь, комбат, крутишь. Постой, дай мне договорить. Не шумитя. — Он поднял взгляд на чуть привставшего Дмитрия. — Если собрать отряды самообороны, то можно прочесать тайгу…
— Да разве прочешешь? — недоверчиво усмехнулся Дмитрий.
— Прочешу! Как на духу говорю.
— Что ж, попробуем. Я не возражаю, — наморщил лоб комбат.
— Еще, значит, надо арестовать всех сродственников бандитских.
— Этого мы с тобою никак не сможем. На это есть ГПУ, есть милиция.
— Вон что поетя! А я супротив! — Дышлаков грохнул кулаком по столу. — Определенно!
Они ели молча, посапывая и причмокивая. Затем Дышлаков вытер руки о свои красные галифе, нервно прошелся по комнате и с вызовом повернулся к Дмитрию:
— За мною все пойдетя!
— Командир батальона я, — сдержанно напомнил Дмитрий.
Сильными крестьянскими руками Дышлаков оперся о стол, нижняя челюсть его враз отвалилась, открыв рот, усыпанный крепкими зубами.
— Но что сотворил? Что?
— Как что! Мы встретили соловьевцев. Обстреляли.
— Под Чебаками? — расхохотался Дышлаков. — Так разве то встреча! Война кровь пьет!
— Ух, и прыток же ты, Дышлаков.
Партизан недовольно покрутил рыхлым носом, что-то быстро соображая, затем с жесткостью сказал:
— Супротивников стрелять надоть, определенно! А ты кого пожалел? Автамона, заядлого врага мирового пролетариату!
Дмитрию не хотелось ругаться, поэтому он спокойно предупредил Дышлакова:
— Давай по-хорошему. Зачем приехал?
— Мое дело. Может, хочу выяснить боевую обстановочку.
— Что ж, попробуем выяснить, — с подчеркнутой серьезностью ответил Дмитрий.
Дышлаков вдруг потупился и заговорил ровным, не очень грозным голосом. Оказывается, он мог говорить и так вот. Таким он был для Дмитрия не только терпим, но и в какой-то степени симпатичен. По крайней мере, с таким можно было договориться — в это верил комбат.
Дышлаков рассказал, что знакомый ему охотник из Думы приметил в кедровой тайге, что за Божьим озером, нескольких подозрительных неизвестных, а были они все на конях и с нарезным оружием. Охотник притих в кустах и ничем не обнаружил себя. Кто они есть, трудно сказать, но из разговора вроде бы следовало, что не нашего поля ягода. Благородные, из городских, да и русские сплошь, а у Ваньки Кулика одни хакасы.
Он еще несколько понизил голос, словно их здесь мог кто-то услышать:
— Нам нужна помощь. Двигайся в Думу всем отрядом.
Дмитрий встал из-за стола и, неся перед собою кружку, пошел к хозяйке за чаем. Когда он вернулся, Дышлаков задумчиво смотрел в окно на заснеженную улицу. Отхлебнув несколько обжигающих глотков, Дмитрий поставил на стол и сказал:
— Я обмарокую.
Дышлаков оторвался от окна и повернулся к Дмитрию:
— Время не терпит, Горохов.
В этом он был прав. Чтобы не упустить неизвестных, нужно действовать решительно. Одними рассуждениями, однако, делу не поможешь.
— Бери взвод, Дышлаков. Попытайтесь хорошенько прощупать тайгу за Божьим озером.
Дышлаков не очень обрадовался такой подмоге. Он, очевидно, ожидал от комбата большего. И видя, что один взвод явно не устраивает партизана, Дмитрий успокаивающе проговорил:
— У тебя есть отряд самообороны.
— Ты отряда не касайся! Определенно.
— Ну вот так. И если завяжете бой, шлите спешного гонца. Подкрепим.
Делать было нечего — Дышлаков помялся и в конце концов согласился. И тут же попросил комбата вплотную заняться Автамоном: знает тот, где скрывается Соловьев.
Дышлаков, кривя рот, говорил еще что-то, но Дмитрий не слышал его. Дмитрий вспомнил первую встречу с Татьяной, когда, гордо откинув золотистую голову назад, раскрасневшаяся, задорная, она смеялась. Нет, Татьяна никогда не станет обманывать его. Между нею и Соловьевым не может быть ничего серьезного.
Дышлаков сунул комбату широкую ладонь:
— Бывайтя.
Взвод выступил на Божье озеро ночью, чтобы скрыть свой уход от посторонних и, стало быть, оградить операцию от нежелательных случайностей. В пути никто не курил, никто не обмолвился громким словом. Рядом с командиром взвода ехал Дышлаков, довольный тем, что Горохов наконец-то прислушался к нему и поддержал его предложение.
Читать дальше