Анатолий Чмыхало - Седьмая беда атамана

Старик неподвижно сидел на истлевшем тряпье, разбросанном по узкой лавке, и говорил вполголоса, еле двигая сморщенными, словно осенняя листва, губами:

— Да не станет вам счастья на земле! Будьте вы прокляты!

Он сам, пожалуй, не знал, кого проклинал. Не имела понятия об этом и бабка Лукерья, которая, как бы извиняясь, говорила:

— На него находит. Что придет в голову, то и бубнит.

Татьяна неловко сунула в жесткую руку старухе два червонца и сказала:

— Помочь хочу! И ничего более!

— Кому это?

— Ивану.

Старуха снова принялась разглядывать ее, только теперь с некоторым удивлением и горечью. Нечесаная голова у Лукерьи раскачивалась взад и вперед:

— А и кто ему поможет, окромя господа нашего Исуса Христа! Сотворил еси…

— Я! Я! — прокричала Татьяна. — Я помогу!

— Ежели хошь, я согрею чайку.

— Не хочу! Мне нужен Иван Николаевич!

— И где ж его взять? — всплеснула руками Лукерья.

— Будьте прокляты во веки веков! — старик опять сердито шевельнул белыми губами и закашлял хрипло и часто.

Старуха немного помолчала и, кое-как собравшись со скудными мыслями, вздохнула:

— Не там ищешь его, милая. В другом он, должно быть, месте. А где и есть, про то один господь ведает. Сотворил еси…

— Будьте вы!.. — шептал полоумный старик.

— Поезжай-ка, милая, домой. Кланяйся всем в пояс. А про Ваню мы совсем не наслышаны, — с непривычной для себя суровостью проговорила бабка Лукерья, ковыляя к двери.

«Они не скажут», — в отчаянии подумала Татьяна. Ей ничего не оставалось, как поскорее уйти. И она, торопясь по улице, уходящей в сумерки, долго еще видела перед собою растрепанную бороду гневного старика и нездоровое лицо старухи, которая, побоясь довериться Татьяне, может быть, тем самым погубила своего несчастного сына.

Пуля пощадила Ивана: попала в луковицу часов и, смяв ее, застряла в ней. Дышлаков выцелил Ивана, когда тот повернулся к нему, да крутой судьбе атамана, видно, была неугодна смерть, судьба отложила погибель на какой-то срок, посчитав, что атаман не все еще сделал на белом свете.

Проводив его за поскотину, преследователи не рискнули гнаться дальше, вернулись в Чебаки, а Иван, заехав в скользнувшие под откос кусты, в запальчивости стал ругать Чихачева. Мирген мог что-то недопонять, мог даже ослушаться — с ним и такое станется, но как потомственный служака Чихачев нарушил строгий приказ атамана, ведь это могло стоить жизни всем троим, если бы Дышлаков оказался чуть-чуть порасторопнее.

— Пошто не свистнул?

— Поздно было свистеть, Иван Николаевич, — поправляя на себе полувоенный френч, объяснил Чихачев. — Они ведь подкрались прямо к воротам. Скажи спасибо, что мы дождались тебя. Я уж и то говорю Миргену, что тебе, мол, капут.

— Говорю! Говорю! — передразнил его Соловьев.

Затем атаман последними словами крыл Итыгина и Дышлакова, что они договорились подстроить ему ловушку. У них было все рассчитано до мелочи, даже комедия, которую на глазах у него представляли, была целиком обдумана заранее. Правда, Иван все же допускал, что Горохов оказался здесь случайно, что его они не посвятили в свой замысел, он и вел себя соответственно этому — покладистей и скромнее.

И лишь имени одного человека, который был ему теперь ненавистен, пожалуй, более всех других, включая и самого Дышлакова, Иван не упоминал во зле, хотя и догадывался, что тот причастен к организации этих сомнительных переговоров. Это был мнимый охотник Тимофей. Пожалел его атаман однажды и, выходит, что напрасно. Более того, он и сейчас отпустил Тимофея, решившего вернуться домой через Ачинск, да к тому же дал ему коня.

Вторые сутки Тимофей был в пути. И вдруг Соловьев подумал, что его нужно выследить — в Ачинске или еще до города он попытается связаться с ГПУ, жаль, что не было теперь Симы. Соловьев должен точно знать, кто же такой этот рисковый охотник, чтобы обезопасить себя и свой отряд от предательства в будущем, если Тимофей попытается опять вернуться к Соловьеву.

После недолгих раздумий потерявший покой Иван послал вдогонку за Тимофеем Сашку. Взобравшись в седло, теперь уже без лишних слов, Сашка споро преодолел таежные холмы и оказался в степи. За него можно было не беспокоиться — Соловьенка никто не знал в селах, через которые ему предстояло ехать, а выполнив задание, он найдет соловьевцев на горе Верхней, неподалеку от Малого Сютика. Четыре года назад Соловьев основал там первый свой лагерь и теперь опять ехал туда. Круг замыкался.