Анатолий Чмыхало - Седьмая беда атамана

С наступлением теплых дней, когда радужно засиявшие леса затопило птичьим трезвоном, а в низины устремилась коренная вода, к Соловьеву стали прибывать люди. Шли те, кто был в банде в прошлом году и хорошо помнил строгое предупреждение атамана о том, что он не любит вольностей. Тянулись и новички. При всей своей большой занятости, атаман с каждым новичком беседовал отдельно. Уводил в сизые скалы на Азырхаю и обстоятельно выспрашивал все, что тот знал о последних передвижениях красноармейцев гороховского батальона, о настроении мужиков в селах и улусах. Нащупывал те самые решающие обстоятельства, которые заставили мужика идти в отряд к нему, Соловьеву. Хоть Иван и был уверен, что Сашка соврал ему про лазутчика, а все ж не исключал возможности засылки чекистского шпиона в банду. Тот же Горохов мог заслать к нему своих разведчиков с приказом покончить с Соловьевым. А жить хотелось — как всем, так и ему.

Но в большинстве своем приходило пополнение, о котором не нужно было наводить справок. В банде непременно оказывался человек из одного селения с прибывшим, находились закадычные дружки, однополчане. Они настоятельно рекомендовали Соловьеву пришлых, и тогда Иван с игривой веселостью ярмарочного покупателя говорил:

— Беру. Коня в поле найдешь, ружье — в бою. А кормить буду.

Он старался казаться добрым, чтоб его полюбили, — для атамана пестрой вольницы это очень важно. Он смеялся там, где ему хотелось плакать, и люди подтягивались, становились строже.

Это было немало — кормежка. Бедняки без кола и двора, кому нечего делать на закрытых, разрушенных приисках, они только и стремились хоть чем-то набить голодное брюхо, хоть раз наесться досыта, а уж потом будь что будет.

Это были рисковые местные мужики. Банда же, о которой еще в прошлом году докладывали Ивану, потерялась совсем, от посланных в разные стороны тайги разведчиков приходили неутешительные известия. У теряющего надежду Ивана падали руки. И все-таки иногда в голове мелькала мысль, что это не так уж плохо, что потерян след бандитов — значит, замаскировались, скрытно идут на соединение с ним, прощупывая каждую версту своего нелегкого пути. Так могли идти по бездорожью только бывалые бойцы. Может быть, там даже есть и старшие офицеры, которые поднимут авторитет отряда Соловьева.

«Жалко, что не постарался выписать себе Макарова, — думал он. — А ведь мог. Это просто было сделать через Симу, но я даже не повстречался с ней. Впрочем, узнал-то об ее приезде поздновато».

Наконец как-то под вечер к Соловьеву завернул охотник из Чебаков. Завернул не случайно, а чтобы предупредить атамана, что в селе появились двое незнакомцев, все высматривали, расспрашивали о дороге то в одно, то в другое село. Их у околицы задержал красноармейский дозор, потому как поведение этих двоих показалось подозрительным.

— Проверили документы, елки-палки, все у них правильно, — говорил охотник. — Но хитрые, елки-палки!

Этому дозору затем здорово досталось от командира взвода. Ну и поругал же он красноармейцев, что упустили заведомых контриков, у них и повадки-то дикие, волчьи: в момент скрылись с глаз. Кинулся дозор догонять, прочесал кусты до соседнего села Половинки, да все попусту.

«Они», — радовалось сердце Ивана.

Теперь он ждал гостей с часу на час. Чутье подсказывало, что это те самые люди, которые нужны ему. В эту ночь он ходил между балаганами, проверял посты, вслушиваясь в раздумчивый шум леса.

И гости появились. На следующий день, когда было душно и в перегретом воздухе бродили свежие запахи пучки и коневника, а люди после обеда разошлись спать кто куда, неподалеку хлобыстнул винтовочный выстрел.

Иван наблюдал за тем, как Мирген и Казан шорничали на пне у крыльца. Они раскраивали сыромятную кожу, из которой предполагалось пошить уздечки и крылья для седел. Мирген ловко орудовал кривым ножом, из-под его руки выходили ремни на удивление одинаковой ширины. Залюбовавшись его работой, Иван вспомнил, как они ехали по железной дороге, решив подзаработать капиталец на картежной игре.

Атаман смутно улыбнулся воспоминанию, не без удовольствия отметив про себя, что вот их было двое, а теперь уже целый отряд. В это самое время и долетел до Соловьева приглушенный тайгою звук выстрела. Он заставил Ивана подобраться и в момент оценить сложившуюся обстановку.

— К бою!

Поляна отозвалась сопеньем, тяжелым дыханьем, сдавленными голосами. Мужики вылетали из балаганов и с ходу падали в ярко-зеленую крапиву на краю поляны, торопливо щелкая затворами бердан и трехлинеек. Прямо перед крыльцом мелькнула чубиком худенькая, как соломинка, фигурка Ампониса, он бежал следом за отцом.