Андрей Лещинский - Ребра жесткости

— Ладно.

Евгений Викторович собрал все бумаги, встал, Борис тоже встал, принял папку. Получилось что-то вроде краткой церемонии прощания. Евгений Викторович изготовился двинуться к двери, вдруг Борис достал из внутреннего кармана пиджака запечатанный белый конверт без надписей, Евгений Викторович сразу понял, что там деньги, так сказать, отступные, протянул ему, сказал:

— Ну, все. Давай, Евгений, там тебя проводят.

Так, в общем-то, и закончилась петербургская часть этой истории. Евгений Викторович немытым, небритым и сонным поехал к себе в контору. Сел за стол, не спеша открыл конверт. Там были дебитная карта какого-то неизвестного ему Midland-банка и распечатка счета — пятьдесят тысяч долларов. Егор Кимович тоже был честным человеком. Примерно час он сидел, глядя то на карту, то на стену, то на черный экран невключенного компьютера. Потом молча вышел из конторы, шофер отвез его домой. На следующее утро Евгений Викторович, уже свежий и чистый, опять сидел и думал, потом начал действовать. Он действовал почти целый год. Осторожно провел несколько операций. Продал квартиру, обе машины. Продал контору вместе с сотрудниками, планами и наработками. От родителей осталась какая-то полуразвалившаяся избенка в садоводстве. Ее тоже хоть за пятьсот долларов, а продал. Деньги аккуратно, без пыли и нервов переводил на свой английский счет.

Он выполнял свой план, все шло как надо, и, в общем-то, все было хорошо, но чем дальше, тем больше он чувствовал, как рвется что-то между ним и внешним миром, как тоненькая, несуществующая пленочка осторожно возникает нигде из ниоткуда, возникает маленькими прозрачными кусочками вроде заплаточек на белой простыне, которой укрывают покойников. То рот залепит, то к глазу прилипнет. Повисит, сдуется, потом опять. Когда в груди в первый раз за много месяцев сверху вниз пробежала легкая, быстро прекратившаяся дрожь, Евгений Викторович огорчился начинавшимся неприятностям. Он понимал, конечно, в чем дело, но справиться не мог. Надеялся, что переезд в Америку поможет, что все изменится, что там будет новое, которое окажется сильнее растущей и толстеющей с каждым днем пелены.

И вот что интересно. Когда началась вся эта заварушка, где-то в начале 2001 года, Егор Кимович не успел свалить, Валентин Юрьевич не успел, Борис Алексеевич, сменивший Евгения Викторовича на проекте, не то что не успел, а так попал, что даже думать неприятно. А Евгений Викторович успел.

В тот самый день, 10 апреля 2001 года, во вторник, в два часа дня, когда Валентин Юрьевич уже пятый час сидел, скорчившись от неудобств жизни, на привинченном к полу грязном продавленном стуле и, мучаясь одышкой, резью в животе и кашлем, отвечал со страхом, ненавистью и безысходностью на вопросы молодого человека без внешности и свойств, Евгений Викторович шел по крайней левой дорожке Центрального парка, намереваясь прогуляться до Пятой авеню. Погода была хорошая, здоровье тоже ничего себе.

Одинокая прогулка успокаивала, поэтому внутри ничего не болело, а опять ставшая привычной отстраненность, поглощавшая звуки, задерживавшая движение световых волн, изгибавшая ток времени, не мешала отдыху.

Он жил пока что у друзей, но собирался снять квартиру на Манхэттене. На счету лежало триста сорок тысяч долларов, с завтрашнего дня он приступал к работе в маленькой фирме, где шефом и основным владельцем был тот самый приятель, у которого он остановился. Фирма занималась работорговлей — поиском нищих программистов в России и продажей их американцам, готовым нарушить законы, чтобы поменьше заплатить за работу. По прикидкам Евгения Викторовича, на пять чистыми в месяц он должен был выйти почти сразу, а там и десять не предел.

Дорожка кончилась. Уже был виден огромный красный стул, поставленный американцами на краю парка черт знает для какой красоты, уже Евгений Викторович думал, взять ли такси или сэкономить, уже зеркальные стены небоскребов готовились застлать глаза блеском будущих богатств и успехов, и тут...

Невысокая темноволосая девушка встала со скамейки, сделала шаг ему навстречу и растерянно, с неуверенным страхом в глазах, слегка ежась на ходу, остановилась. Он понял, кто это, хотя ничего сначала не увидел. Остановился, напряг мышцы рук и плечи, чтобы заставить работать голову. Кровь разогналась кое-как, Евгений Викторович раздвинул веки до возможных пределов и в нечеткой дымке различил Тамару. Она надела безобразный, на много размеров больше, чем было бы красиво, джинсовый комбинезон, почти совсем закрывавший огромные бело-синие тупоносые кроссовки. Грубые складки ткани скрывали ноги и бедра, темно-синий свитер прилегал плотно к телу, но сверху на него был надет очень короткий с оттопыренными расстегнутыми боками ярко-желтый, с тремя горизонтальными черными полосами плотный пуховик. Косметики не было, короткие волосы резинками были собраны в две нелепые косички, отчего мордочка казалась слишком кругленькой, даже одутловатой.