Шамхат была блудницей, жила без мужа, её дом был открыт всем гражданам Урука. Её ненасытная сексуальность была известна, чтима и служила славе и защите города. Любой мог обладать ею, любой, кроме Балиха. Особое, почти царское достоинство лишало его во многих случаях права на действие, он был выше этого, активность пятнала бы его божественную чистоту, короче говоря, он мог выбрать любую или сразу нескольких женщин, ежедневно приходивших и терпеливо ждавших у его дверей в надежде насладиться его объятиями и получить семя героя и сына бога. Он мог выбирать среди тех, кто просил его о милости, но просить сам не мог. А Шамхат, любвеобильная, вседоступная блудница, первая жрица Богини-распутницы, божественной шлюхи Инанны никогда не приходила и не сидела у дверей его дома. Балих мечтал о ней, занимаясь с учениками, размышляя над письменами, изнемогая в объятиях страстных шумерок. Уже несколько месяцев он отвращал лицо своё от жаждавших его милости юных красавиц и покорных рабынь. Мужское естество влекло к ним, но, заключая их в объятия, он закрывал глаза и видел лицо Шамхат, и чувства его принадлежали ей, а не той, которая принимала его горячую плоть.
Что томило его, разуверяло в своей ценности и силе? Истинное желание или злая ревность, зависть и гордыня, попранные этой великой блудницей, которой мало было Урука, мало было Шумера? Все цари земные приезжали в Урук посольствами к Гильгамешу, но истинно влекли их золотые чертоги Шамхат, её обнажённое тело, покрытое порфиром и багряницей, сверкающие на нежной коже драгоценные камни и жемчуг, вино в золотой чаше, в которую утекал разум владык народов, они желали блудодействовать с ней и ехали богатыми изобильными процессиями из многих царств. Фараон не выезжал из Египта, но Шамхат заморочила Балиха, он, сам не понимая как, растёкся зловонной лужей низкой покорности и взял её с собой в Мемфис. В Элам она, по слухам, — впрочем, Балих был уверен, что всё, что рассказывают о блуднице, правда, — слетала на огромном пузатом и рогатом чудище со многими головами — уродливом плоде похоти неведомых родителей. Такие чудовища иногда рождались, редко выживали, выглядели ужасно, но истинной силы в них не было, и герои быстро освобождали от них землю. Этот был потолковее, потому что свозил Шамхат туда и обратно, защитил её от страсти эламских владык убивать женщин после совокупления и спокойно ушёл в небытие иных миров. Ревность уверяла Балиха в том, что потрудился зверь небескорыстно, добавив к славе великой блудницы ещё один странный подвиг. Цари, воины, земледельцы, чудовища и даже избранные животные умели извлечь нежное тело из драгоценной оболочки и прильнуть к лону, имя которого было Тайна, ибо понять, почему оно запечатано для Балиха, он не мог ни мудростью, ни чувством, а знавшие всё боги и Гильгамеш не говорили.
Злые похотливые мысли отвлекли от тягот подъёма, потом он пришёл в себя, чуть приподнял взор, увидел могучие ноги царя, ощутил биение крови в глазах и в ушах, почувствовал, что задыхается и падает, и вдруг понял, что от лестницы осталось несколько ступеней, и вершина мира совсем рядом.
Они взошли, и было всем известно, как встать, где сесть, куда глядеть и что сказать. Спиною к раскрытым дверям храма Гильгамеш воссел на высокий трон, равновысокий был предоставлен Балиху, а высочайший между ними ждал Энлилия, который никогда не являлся, предпочитая наблюдать игры с неба. С подъёмом закончилась жара, уже был вечер, на этой высоте ветерок был прохладным, забирался в одежды Балиха, там сохли многие капли пота, холодя озябшее тело. Он отдышался, но воздуху всё было мало, и он сидел в приличной случаю неподвижности и в некоем забытии, вроде сна, в котором снится сиюминутная реальность.
Прислужники замерли, удалившись на края платформы, их роли в предстоявшей игре не требовали слов и жестов, лишь красивый мальчик с красивым золотым ведёрком предложил хмельную сикеру владыкам. Гильгамеш, уважая обычай, макнул губы, но пить не стал, Балих сделал глоток-другой, но, хоть выпить любил, ощутил запрет и воздержался. Остальные возлияли до веления сердца, потом всё замерло, перед царём и Балихом остались три актёра: Бык, неподвижный на краю платформы, его ещё как бы не было, и готовые к началу игры воин и Шамхат.
Блудница открыла уста и заговорила, адресуясь к стоявшему перед ней воину:
Давай, Гильгамеш, будь мне супругом,
Зрелость тела в дар подари мне!
Ты будешь мужем, я буду женою!
Приготовлю для тебя золотую колесницу…
Читать дальше