Андрей Лещинский - Причина смерти

Под тысячеголосые крики блудниц и шум оставшейся на площади толпы процессия двигалась вверх, теряя по дороге последние ряды, сходившие с лестницы на платформы, соответствовавшие их положению в обществе. На втором ярусе остались воины, гимнами и единоборствами почитавшие бога-воителя Нингирсу. На третьей — старейшины и судьи, исчадия бога дня и света Уту, на четвертой — друзья и ученики Балиха, мудрецы, предавшие себя в руки Энки. Пятую ступень заполнили полубезумные ануннаки, посев среди людей бога неба Ану. С проходом процессии движение по лестнице не прекращалось. И воин, и судья, и мудрец, и узкоплечий ануннак — все вдруг отрывались от обрядов и славословий и, отвергая на время своего бога, мчались, дрожа от возбуждения, вниз на красные плиты, где их встречал пронзительный кошачий вопль потных, похотливых, перемазанных красной кровью и белым семенем блудниц.

Немногие оставшиеся ряды процессии продолжали движение к вершине. Шестой уровень был посвящён богине Луны Нанне, которую почитала нынешняя супруга Гильгамеша Ишхара. Балиха раздражала эта синяя платформа, раздражала эта богиня, раздражала эта глупость. Любому разумному человеку было ясно, что богиня Луны Нанна и богиня похоти Инанна — это одна и та же Богиня, попытка разделить их шла не от души, не от искренней веры, а от глупого высокомерия, от примитивного зазнайства и трусости ничтожных созданий, не желавших и боявшихся славить плотскую любовь, как ведётся со дней всемирного потопа, в едином порыве и слиянии желаний, или, другими словами, в общем вседоступном соитии. Как супруга царя с несколькими приближёнными дамами, такими же унылыми, якобы слишком изысканными для общего празднества, поклонялась Богине в отсутствии мужчин, какими ритуалами заполняли они время всеобщего праздничного безумия, Балих не знал и не хотел знать.

Ему было не до этого, дышать становилось всё труднее, он еле шёл, остались последние трижды тринадцать ступеней, а там он воссядет на трон, от солнца защитит навес, от гнуса и пота защитят опахала, он отдохнет, отдышится, архаичные речи и изысканные ненатуральные жесты, идущие не от жизни, а от не этим миром оправданного смысла ритуала, займут его внимание, отвлекут от одышки, уважение к царю, чья воля призвала его на вершину мира, заставит его сосредоточиться и стать выше недуга.

Этот последний переход между шестой и седьмой платформами преодолевали Гильгамеш, за ним Балих, потом три действующих лица ритуала: могучий длинноволосый воин, которому в грядущей игре предстояла роль Гильгамеша: огромный рост, крепчайшие мускулы, раскатистый голос, храбрость и благородное происхождение определили его почётную обязанность, впрочем, всё блекло перед нечеловеческим достоинством царя.

Другой муж, чьё лицо было скрыто бычьей головой из кожи, дерева, золота и редких ярких камней, был призван играть Быка — дитя и проклятие Богини. Между ними легко и безразлично к высоте, народу, царю, предстоявшим играм, тем более к одышливому потному Балиху в сбившихся и натиравших тело роскошных и нелепых одеждах, думая неизвестно о чем, если способность думать, низкое свойство ограниченного разума, могла выжить в этом ускользавшем от мира сего теле, ступала легкими и сильными ногами блудница Шамхат, чья роль Инанны не понуждала её к изменению собственного естества и невыносимо прекрасных движений.

Она начинала путь по лестнице под грузом многих тяжёлых покровов. Семь платьев отягощали её нежное тело, они были надеты одно поверх другого, и верхнее, красное, угрожающе глубокого тона, добытого из редких и злобных жуков, привезённых с далёкого востока, закрывало её от шеи до земли. Поднявшись на первую платформу, она разнимала единственную застёжку, и тяжкая ноша валилась на камни выпуклым красным пятном.

Оранжевое платье было короче и легче, жёлтое едва прикрывало колени. Однажды Балих позволил себе дерзостную причуду. Несколько месяцев назад на празднестве с похожим ритуалом он сделал вид, что оступился. К его изумлению, обман удался, Гильгамеш не остановил процессию, Шамхат прошла мимо него, он встал и, изображая, как мог, хромоту, двинулся вверх между линией участников игры и шеренгой учеников и прислужников. Впервые он увидел то, чем эти недостойные, но удостоившиеся любовались несколько раз в год. Он увидел, как его возлюбленная Шамхат поднималась, скидывая разноцветные покровы, как ткани обнажали её красы и как, наконец, на вершине зиккурата она грациозно и как бы в полусне — кажется, она никогда до конца не просыпалась — скинула фиолетовое платье, полупрозрачное воздушное пятнышко, слегка прикрывавшее спину блудницы. Балих понимал, что нарушает ритуал, что ставит себя в опасное и глупое положение, но, скрипя от стыда зубами, не мог порвать невидимую цепь, приковавшую его к Шамхат. Потом в глазах царя он увидел усталое понимание, сочувствие и не увидел осуждения.