Андрей Лещинский - Причина смерти

Они пересекли городскую черту, пройдя по дорожке, обозначенной перерывом в борозде. Её оставил царь, вынув на десяток шагов плуг из земли, царица мельком позавидовала ограждённому Уруку, о красоте и мощи стен которого столько рассказывали приезжие шумеры, прошли мимо домов для беглецов и нечистых граждан, дошли до Кераты и повернули налево в сторону гор.

Священная роща была совсем близко, царица ждала, что Богиня прикажет ей оставить свиту на краю леса, а самой идти дальше, как то было в два предыдущих раза. Знака не было, они шли дальше в недоумённой тревоге и страшном возбуждении. Девчонкам недоумевать было нетрудно, и так-то были глупые, а тут и последние мысли растеряли; воинам зов Богини и полуобнажённые тела красавиц обещали если и гибель, то в битве, достойной героев.

Они шли, теряя строй и твёрдость шага, и не сразу заметили высокую женщину, вышедшую из-за дерева и глядевшую на них огромными глазами. Она была страшно красива. Гладкое стройное тело, длинные ноги и высокая тяжёлая грудь привлекали полуживотной естественностью, полным отсутствием косметики и украшений, чётким узором линий: вертикальный пробор гладкой причёски продолжался идеально прямым носом, горизонтальная линия плотно сжатых губ рассекала лицо и взоры замерших горожан. Их глаза жаждали увидеть всё, они ползли вниз по немыслимым бороздам божественной плоти, но Богиня, мерцая пленительным телом, повернулась и двинулась в лес, ведя своих рабов на невидимом, но нерушимом поводке.

Царица положила ладони на плечи, уткнулась носом в перекрестие рук, чувства ушли внутрь, снаружи остались только глаза, они смотрели и не видели, как тропинка с нечеловеческой скоростью движения летела под ногами, как колючие сосны и кипарисы, сухими корнями обвивавшие сухие камни, уносились назад, суровый лес родного Крита исчезал в нигде, и путь мистической процессии привёл царицу с сёстрами, рабынями и воинами вслед за лунносветящимся телом Великой Богини на вместительную поляну, покрытую мягкой тёплой травой и окружённую гигантскими травами с мясистыми яркозелёными листьями. Сумрак критского вечера сменила белёсая дымка, рассеивавшая свет невидимого светила, огромные бабочки вылетали из тумана, окружавшего поляну, медленными взмахами густо и тяжело декорированных крыльев пролагали себе путь в вязкости воздуха и снова бесшумно исчезали во мгле.

Травяной куст шагнул вперёд, сложился в кресло, Богиня села в него лицом к людям, прямая, строгая, руки положив вдоль бёдер, кистями обхватив колени. Царица заметила скамеечку у ног Богини и села, гордая призванием и умиротворённая отсрочкой наказания. Остальные, не имея сил сопротивляться, уже вдыхали полуоткрытыми ртами волшебный воздух волшебной поляны, глаза закатывались, тела слабели, они благодарно открывали души потокам страсти, истекавшим из прекрасного тела Богини, медленно в сложном полусонном танце снимали одежды и падали на траву полукольцом в десятке шагов от трона и скамеечки. Они разбились на пары, за первым рядом рабыни составили второй, сирийки ближе к центру, негритянки по бокам. Все лежали, кроме Фиолетовой, она тоже, судя по пустым глазам и страстному дыханию, не помнила себя, но воля Богини приказала ей остаться одной, подойти и встать на колени сбоку от трона. Сцена была подготовлена, зрители заняли места, и тут Богиня приказала начать игры.

Мужчины и женщины рванулись друг к другу, плотской любовью славя таинственное существо сладострастия. Повинуясь воле Богини, из травяного леса вышли два фавна, не таких, как обычно, а чистеньких, кудрявых, с пухлыми щечками, и заключили в объятия мычавших от желания сириек. За ними явились два странных создания, более всего похожих на ослов, но с человеческими грустными глазами, пальцами на передних ногах и голыми безволосыми телами. Их спутницами на этом празднике стали благодарные и умелые чёрные женщины.

Воля Богини ослабила воздействие, царица почти пришла в себя и смогла трезвым взором обвести поляну. Сначала ей стало противно. Она привыкла с детства быть свидетельницей плотской любви, но всё хорошо в меру, мистерия, свершавшаяся на поляне, отталкивала вульгарностью поз и движений, гримас и звуков, суетливой поспешностью и отсутствием человеческой мысли. Из кустов высовывались морды фавнов, кентавров, неведомых и уродливых комбинаций людей, животных и растений, их влекло в общую свалку, но Богиня не звала их, и морды с жалобными завываниями отодвигались в туман. Через несколько минут царица поняла, что её воля всё равно несвободна, мерзкое зрелище через глаза входило в кровь, внутрь тела, оно рождало желание, мерзость теряла значимость, передавая её мощному потоку соблазна. Она чуть не встала, чтобы примкнуть к таинству, но нет, Богиня не пустила, тело не послушалось. Пришлось сидеть, смотреть и плакать, завидуя рабыням и сестрицам, особенно Красной, которая, сама став похожа на фавнессу, не помня себя от возбуждения, совокуплялась сразу с двумя воинами.