Андрей Лещинский - Причина смерти

Царица с утра вымылась, накрасилась, решила сперва не одеваться. Походила, осмотрела всю отделку женских покоев, нашла место, где краска отколупалась. Приказала одеть. Пока одевали, расплакалась, глядя на пятнышко, косметика потекла. Раздели, умыли, стали одевать. Она замучила всех. Сирийки одевали, Красная стояла на коленях по правую руку царицы, Синяя по левую, обе держали по серебряному зеркалу. Фиолетовая стояла сзади, готовая поправлять парик, Оранжевая командовала сирийками, Зелёная стояла поодаль и докладывала, как получается, Жёлтая, бледная немочь, хлюпала носом в углу от страха и расчёсывала запасной парик, Голубая бегала по поручениям.

У сестриц губы тряслись с перепугу, глаза были на мокром месте. Царица разозлилась на бестолковость, рассердилась, что эти дурочки, которым беспокоится нечего, на которых Богине вообще наплевать, целый день закатывают истерики, только и думают, как бы вывести её из себя, а чуть она, которая сохраняет самообладание, несмотря на все неприятности, от которой всё зависит, — чуть она хоть немного рассердится, сразу начинаются рёв и глупости.

Царица взглянула на Зелёную, та вместо того, чтобы следить за укладкой диадемы, уставилась в окно. Всякому терпению есть предел, царица приказала негритянкам побольнее наказать бездельницу. Та послушно сняла передник, пошла ложиться на устланный ковром сундук, потом заплакала, как ребёнок, приблизилась к повелительнице, встала на колени, заплакала ещё жалобнее, обняла ноги, сказала что-то приятное. Царица сама раскисла, тоже опустилась на колени, обняла злополучную дурёху, простила, стала противна сама себе, чтобы утихомирить страсти, велела всем одеться понаряднее.

Наконец, дело пошло к вечеру, ждать осталось уже недолго. Царица уселась в парадное кресло, вспомнила о враче и велела Фиолетовой читать о подвигах молодости и силы Гильгамеша, правителя Шумера, и его друга, рано погибшего Энкиду. Чтица сидела на скамеечке у ножек кресла в фиолетовом парадном платье, тонких, богатых и изысканных, в отличие от вульгарной Красной, золотых украшениях на руках, шее, груди, в ушах и на высоком парике. От сестёр не требовалось использование косметики в тон одежде, но Фиолетовая по утомительному капризу или жеманной изысканности пользовалась только фиолетовой краской. Глаза, губы, ногти, окончания небольшой аккуратной груди были фиолетовыми, придавая ей сходство с задумчивой ядовитой змеёй, равно готовой ко сну, бегству и нападению. По слухам, хотя поверить было трудно, змей почитали в ужасном Эламе. Фиолетовая читала:

Никто, кроме царицы, не слушал. Девчонки успокоились, расселись на мягком полу вдоль стены, шептались, хихикали, приходили, уходили. Красная утирала слёзы Зелёной, обнимала, гладила, потом они, как видно, отлучились, потому что, когда царица снова взглянула в их сторону, обе были разрумянившиеся и растрёпанные, глазищи у Красной так и сияли. Царица не успела рассердиться, как Голос, могучий зов Великой Богини, вошёл в её сознание и сразу превратил сонную одурь в стремительную решительность.

Царица резко встала. Страх, ненависть, желание, зависть ворвались в лёгкие, кровь и мозг, призвали к действию; она заметила, что Фиолетовая вскочила одновременно с ней, значит, тоже слышала, поганка хитрая, груди прыгнули, как голодные зверки со злыми мордочками. Остальные девчонки увидели движение царицы, повскакали, не такие уж они были дуры, давно всё поняли, забегали и вслед за госпожой потекли к выходу из дворца.

Крики, визги, беготня, слёзы и глупости закончились тем, что все собрались, выстроились в торжественную процессию, воины Богини тоже подошли, серьёзные и неустрашимые, можно было двигаться. Жертв, подношений, возлияний не требовалось, Богине всё это было не нужно, дешёвые мелочи её не интересовали, только чувства, страх и тела, а это всегда с собой. Процессия молча спустилась с холма, сосредоточенно зашагала по узким кривым проходам среди домов в сторону священной рощи, всё в ту же сторону, куда ходили недавно, где и произошла та встреча, за которую сейчас, похоже, придётся платить.

Говорить с Богиней умела только царица, слышали Голос многие. Люди стояли вдоль пути, жадно глядя на элегантных красавиц и роскошных мужчин. Царица старательно шагала как бы в полузабытьи, от дыхания болела грудь, болело сердце, она устала от тяжёлого ожидания, её утомил страх, впереди было что-то жуткое, однако непрошенное желание усиливалось с каждым шагом, она ждала предстоявшего испытания. Ей хотелось бы своей волей противостоять злонамеренности Богини, отделить себя от грязных умыслов, но желание встречи росло, щедрыми дозами давало облегчение, сумбур в душе царицы передавался народу, люди готовы были славить Великую Богиню, Мать Богов, владычицу плотской любви всеобщим праздником соития и дать жизнь сильным и красивым детям, отмеченным вниманием Матери.