Ольга Гладышева - Оползень

«Господи, о чем я думаю! Что эти мысли перед простотой ужаса, о котором Иван говорит, и тоже так просто говорит, с прибаутками!..»

Тунгусов соскочил, пробежался чуток обочиной и ловко прыгнул в сани к Осколову, придавив его боком.

— Там две головы, слышь, есть, — зашептал он лицо в лицо. — Исполкомовские головы. Страсть дорогие. Тридцать тысяч кажная, кто найдет. Понял? Выдаст то есть. А они, знамо, попрятались покамест.

Иван со значением мигнул и опять соскочил с саней, забрался на свое место спереди.

— Да кто же все эти гадости разводит?

— Кто-кто, пыхто! — глухо ответил Иван в поднятый воротник тулупа. — Всяких там хватает: и колчаковцы, и японцы желтые, и русские белые, а руки у всех одинаковые — кровавые.

— Иван, сядь опять ко мне, — попросил Осколов. — Что скажу.

Иван с готовностью пересел.

— У меня лучшего друга расстреляли. Единственного.

— Кто?

— Белые.

— Ты отомсти! — сразу сказал Иван.

— Далеко. Во Владивостоке. И не умею я мстить.

Иван долго задумчиво щупал рукавицей сосульки, сплошь облепившие бородку. Нижние ветви деревьев шуршали об задок саней, стряхивая с себя снег. Бездонное небо было вверху. Бездонная тишина на земле.

…А Кости нигде не было.

— Вот что я тебе присоветую, — сказал наконец Тунгусов. — Ежели сильно скучать будешь и забыть никак не сможешь, ты, как сынок у тебя родится, сейчас этим именем назови. И тебе сразу легче станет. Он как бы опять живет.

Александр Николаевич улыбнулся:

— Так и сделаю, Иван, кладезь ты мудрости!

Приехав в контору, Александр Николаевич принялся выбрасывать бумаги из своего стола. Зашел Мазаев. Лицо у него просерело. Глаза туча тучей.

«Лицо человека у власти, — подумал Осколов. — Пока у него власти не было, он повеселей был. Сказать ему про Костю или спросить, что он думает о свободе выбора?»

Вместо этого он спросил:

— Вы не больны?

— Нет, я не болен, — сухо и ровно ответил Мазаев и сел за стол управляющего, не замечая, что это бестактно в его присутствии… Густые брови сдвинуты, выражение просто страдальческое. Александр Николаевич испытал от этого даже нечто похожее на удовлетворение: видно, не так просто прииском-то заниматься.

— Я приехал сказать вам, что отказываюсь от должности, — сказал он с виду небрежно, а внутри весь напрягаясь.

Мазаев спокойно согласился:

— Я думаю, рабочий совет примет вашу отставку, да и должность эту мы, видимо, сократим. Тем не менее вы не должны чувствовать себя выброшенным из жизни, — добавил он.

Они избегали глядеть друг другу в глаза.

— Уж не сочувствуете ли вы мне? — с веселой злостью спросил Осколов.

— Нимало, — с жесткой готовностью сейчас же откликнулся Мазаев.

— Уж как-нибудь на любом прииске меня возьмут если не инженером, то хоть техником-то, — с самолюбивой насмешливостью предположил Осколов.

— Несомненно, — подтвердил Мазаев. — Но я хочу вам предложить другое. Совет рабочего контроля создал отделы: горный, обрабатывающих предприятий, финансирования и учета и так далее. Оставайтесь работать в горном отделе. Для вас есть ответственное и неотложное поручение. Только разговор это секретный.

Он встал и плотнее закрыл дверь.

— Национализация приисков, как вы знаете, процесс постепенный. Я специально собирался поговорить с вами.

— Вы хотите, чтоб я участвовал в отбирании приисков у хозяев? Увольте!

— Нет, другое… Вы обычно сдавали добычу в золотосплавочную лабораторию в Благовещенске. Верно? А там выдавали горную ассигновку с указанием банка, где ассигновка подлежит оплате. Теперь в ответ на прекращение подвоза продовольствия, в ответ на расчеты по падающему бумажному курсу рабочие решили отстранить владельцев приисков и их доверенных и сами сдавать добытое в Госбанк. В данном случае выбор пал на вас.

— На меня? — изумился Осколов. — Но я и есть доверенное лицо, то есть бывшее, — поправился он.

— И тем не менее… мы вам верим… пойдете?

Александр Николаевич подумал, потом сказал полувопросительно:

— Это же опасно?

— Конечно, — спокойно подтвердил Мазаев. — Проделать это надо втайне, без лишнего шума.

— Сколько намыли?

— Пока возьмете около полпуда.

— Один?

— Почетный эскорт только будет привлекать внимание. Можете взять с собой кого-нибудь: двоих, троих, лучше одного.

— Тунгусова, — поспешно предложил Александр Николаевич. — Пойдем на лыжах. Наст уже мартовский, зачирелый, иначе будешь вязнуть, а так можно идти, избегая дорог. Тунгусов прекрасно знает здешние места, отличный проводник, гадзарчи, — повторил он по-бурятски, еще сам реально не соображая, какое принимает предложение.