Марсель Паньоль - Жан, сын Флоретты. Манон, хозяйка источников

– Мы знали, что Субейраны сволочи, но я никогда не думал, что до такой степени! – проговорил Памфилий.

– Теперь мне все понятно, все, – сказал Англад.

– Что именно? – поинтересовался Бернар.

Англад несколько раз покачал головой и наконец вполголоса проговорил:

– Это из-за Флоретты он так никогда и не женился.

Лу-Папе в бешенстве, изрыгая ругательства в адрес своего племянника, вернулся в родовой дом Субейранов, где надеялся застать того, чтобы вместе пообедать в этот воскресный день. Над огнем, разожженным из сухих виноградных лоз, поджаривался цыпленок, но Уголен не являлся, к большому огорчению глухонемой, беспокоящейся, что обед простынет.

«Этому обалдую стыдно за то, что он нес, – подумал Лу-Папе. – А девчонка вся в свою бабку… Она никогда за него не пойдет…»

От охватившего его ранее гнева все еще тряслись икры его старых ног… Он сел за стол, набил трубку и налил себе стакан белого вина. В половине второго глухонемая швырнула на стол тарелку с половиной цыпленка, корочка на котором уже слишком подрумянилась. Он машинально принялся есть; невеселые мысли одолевали его.

Никаких угрызений совести он не испытывал, но был страшно разочарован слабостью и наивностью последнего из Субейранов.

«Должно быть, плачет, уткнувшись в подушку, как болван…» – пронеслось у него в голове.

Да и односельчане отказались лжесвидетельствовать, что противоречило сложившимся традициям.

– Странная у них мораль! Скопище свиней, которые предадут и мать и отца… – проговорил он вслух и отправил в рот несколько смокв. – А, знаю, где он! Должно быть, пошел с мулом за водой. И хорошо сделал. Это самое главное. Суд! А гипотека, получается, ничего не значит? Надо бы прилечь, чтобы успокоиться, и перестать злиться, а уж потом пойду искать его.

Новость о горбуне облетела деревню, толки не заставили себя долго ждать, во всех семьях обсуждалась степень родства с горбуном.

Во время обеда, в этот день состоявшегося позднее обычного, Англад долго говорил с женой Берардой, а близнецы, не переставая жевать, внимали ему.

– Подумай: мой дед Кларий женился на сестре Камуэна-Бородача, который приходился отцом Камуэну-Толстяку. А Камуэн-Толстяк был отцом Флоретты, так что Кларий приходился дядей Камуэну-Толстяку. Так. Значит, это был прадядя Флоретты. А я внук этого прадяди по бабушке Элизе Камуэн. Следовательно, Флоретта приходилась мне кузиной, а ее сын, покойный горбун, был моим внучатым кузеном… Нет, погоди, я думаю, я немного запутался, давай сначала… Значит, так…

– Пе… пе… – попытался вставить слово Иона.

– Не парься, – закончил за него Жозиа. – Потому как ни… ни… ничего не понимаю.

– В любом случае, – отвечала Берарда, – с моей стороны мы тоже родня. Не знаю, как объяснить, но земля в Кантепердри, которую отец дал за нами в качестве приданого, досталась ему от одной из дочерей Камуэна. Помнишь, нотариус прочел нам одну бумагу?

– Так что, детки, вы дважды родня этой девчушке… – подвел итог Англад.

– Если б она захотела, мы были бы… – выговорил Иона.

– Еще большей родней, – подсказал Жозиа. – Я был бы не прочь, чтобы ты женился на ней, потому как бли… бли…

– Близнецы де… де… – никак не мог выговорить Иона.

– Делят друг с другом все, – закончил за него Жозиа.

Вторая половина этого воскресенья выдалась мрачнее мрачного. Чтобы приглушить всеобщее беспокойство, Филоксен объявил о соревновании игроков в шары с премией в двадцать франков (сумма немалая) за первое место и в десять – за второе… Собралось не более дюжины игроков, из которых двое были из Ле-Зомбре – почтальон и какой-то заезжий малый подозрительного вида. Эти люди, в чьих деревнях была вода, лихо выиграли обе премии, поскольку жители Бастид-Бланш, участвующие в соревновании, время от времени отвлекались от игры, чтобы сбегать на маленькую площадь и посмотреть, что там делается. Вокруг фонтана уныло стояли упавшие духом и чего-то дожидавшиеся мужчины, а женщины в это время находились в церкви, на вечерней мессе, и молились.

Среди жителей только и было разговору что о горбуне, сыне Флоретты, о жадности Субейранов, о засухе, которая день ото дня усиливалась, о Кабридане, который уже готовился переехать, о старом Медерике – этот только высказал намерение, если вода не вернется, перебраться в город, в Роквер, где рассчитывал получить место сторожа на пустующей вилле. На холме был выставлен наблюдатель, которому было поручено издали приглядывать за лощиной Пердри, откуда Анжу, целый день не отходившему от бассейна, надлежало оповестить о возвращении воды с помощью сигнальной ракеты… К шести вечера «нечестивцы», как обычно, собрались на террасе кафе, не было только Лу-Папе. Филоксен как раз распространялся о нраве Субейранов и о том, как мало шансов получить назад похищенное двумя мерзавцами имущество, как вдруг мальчик лет двенадцати, Тонен, сын Розетты, запыхавшись, предстал перед учителем: