Омар Суфи - Последний аккорд

Мне не впервой было попадать в ресторан — да, это было давно в далеком 1918 году, и я вспомнил ресторан «Восток». Ну, на этот раз на мне играли бы более приличную музыку — джаз. Музыкант, который приходил на мне играть — Фаик, работал в оркестре какого-то театра, который закрыли во время перестройки из-за нехватки средств. СССР переходил на хозрасчет, и хоть театры и другие так называемые объекты культурно-просветительского характера не подпадали под эту категорию — я имею виду коммерческих и хозяйственных субъектов — но дело было в том, что это был маленький театр при каком-то заводе, который в свою очередь, перейдя на хозрасчет, переживал не самые лучшие времена и поэтому перестал финансировать деятельность театра. Капитализм наступал…

Фаик сразу сказал, что пианино дико расстроено и нужен хороший настройщик. Последний пришел и сказал, что многое надо уже заменить. Струны некоторые проржавели, молоточки съедены насекомыми, и нужно все это заменить. Запчасти в период развала хозяйственный связей было трудно найти, и поэтому Асиф сказал Фаику играть «как можешь», пока не найдутся запчасти. Асиф пытался найти Фуада и побазарить (извините за бакинский сленг) за то, что тот спихнул меня в таком виде ему, но того уже след остыл — он успел смыться куда-то в США, и наверно открыл какой-либо магазин, а может быть и ресторан в Бруклине. Так что, Фаику пришлось отстукивать на мне Боб Джеймса с ужасным фальшем. Впрочем, это мало интересовало публику — в период хаоса, которым сопровождался развал Союза Социалистических, людям было не до тональностей Боба Джеймса или Чикареа.

Пробыл я в ресторане только год. Когда пара клавишей совсем сломалась, Фаик наотрез отказался на мне играть. Асиф перепродал меня совсем за бесценок своему другу, который работал в Бакинской консерватории, хотя по бумагам меня приобрели за кучу денег.

Так я оказался в святая святых музыкальных Азербайджана — государственной консерватории, которую основал великий маэстро Гаджибеков — я вспомнил «Вечера» в доме у Гасымовых.

В консерватории меня кое-как починили, и поставили в один из классных комнат. Там я и встретил развал СССР…

Скучно все это… Я имею в виду сейчас слушать про развал. Разве нет? А тогда люди были так все взволнованны, приходили в класс и вместо музыки все только и обсуждали политику. Много говорили о войне, наплывших в страну беженцах из Армении и Карабаха. Восхищались героями национально-освободительного движения, которых будут то предавать анафеме, то вновь восхвалять и тому прочее.

Вечна только музыка. Но о ней почти тогда забыли… Не буду я вам рассказывать про события тех лет… Скажу только вот что — помню как в конце 1992 года один из функционеров нового правительства пришел к нам класс и сказал: «Нам вся эта западная музыка не нужна. Надо закрыть все эти классы про классическую музыку и изучать только нашу богатую национальную музыку…». Как мне это напомнило слова большевика Аркадия Васильевича Шаврова! Помните, в клубе в двадцатые годы? Он говорил о новой пролетарской музыке… Да уж, история повторяется.

Слава богу, этот деятель долго не пробыл в консерватории. А я продолжал пылиться в классе. На мне почти не играли, да и играть было почти не возможно. В любом случае, студентов не столько музыка интересовала, сколько желание выжить.

Да, откровенно говоря, мне было противно, как я звучу. Хотелось сказать — почините меня или разбейте вдребезги! Можно было ли надеяться на возрождение?

Вот расскажу такую историю. Как-то из окна консерватории я увидел ГАЗ-21 — весь блестящий своими никелями, что называется «обделанный», и во мне ожила надежда. Ведь эти машины — «двадцать первые газоны» выпускались в пятидесятые и шестидесятые годы. Когда-то это были машины люкс. А сейчас, по прошествии тридцати лет, это были драндулеты, которую редко можно было увидеть в городе, разве что перевозящим арбузы и фрукты на базар.

И вот передо мной стоял «газончик» — прямо как новенький. Я заговорил с ним, и он рассказал прелюбопытную историю.

Был он изготовлен в пятьдесят девятом году и сразу после завода направлен в Баку. Десять лет он перевозил государственных чиновников — сперва это был заместитель министра местной промышленности, потом это был директор какого-то машиностроительного завода. Через пятнадцать лет эксплуатации его списали и перевели на баланс лечебного санатория в Мардакянах[1], где он возил главврача еще пять лет. Далее был капитальный ремонт, и после этого он еще некоторое время работал в санатории, но уже возил заместителя главврача. В начале восьмидесятых его окончательно списали и продали частным лицам. Его купил один из владельцев государственных магазинов — завмаг. Эти люди в советское время были богатые и влиятельные, а самое главное с доступом к дефицитным товарам, коим в восьмидесятые годы стало относиться все — масло, мясо, туалетная бумага и прочее. Официально «газон» принадлежал бабушке этого завмага, так как тот боялся оформлять машину на свое имя. Через пару лет сынишка этого завмага его хорошенько разбил во время гонок по городским улицам со своими друзьями — такими же бездарными и никчемными членами человеческого общества. После этого ГАЗ-21 почти за бесценок продали одному сельчанину из Бузовны, который перевозил на нем овощи из поселка на городской рынок. В конце восьмидесятых он почти стал негодным и простоял во дворе у этого сельчанина. И как-то… его увидел один автолюбитель и выкупил… Он обожал «двадцать первые газоны» и не пожелал деньги на его основательный ремонт и реставрацию. Теперь он возил его… Вот так.