Люди Границы не принадлежат ни одной из территорий, между которыми проложена граница. И вообще ничему и никому не принадлежат.
(От этого нам немного неуютно, но на публике мы обычно храбримся и говорим, что это и есть настоящая свобода. Хотя наедине с собой представления не имеем, так ли это.)
Из вышесказанного следует, что люди Границы везде не дома (но это вовсе не значит, будто наш дом нигде ; у нас его попросту нет).
На одной из граничащих территорий их обычно считают безобидными безумцами, на другой – близорукими, безъязыкими чужаками. Людям Границы это на руку: когда тебя принимают всерьез – жди беды.
Люди Границы – контрабандисты; на их совести переправка нелегального, несбывшегося товара. Поэтому по обе стороны они вне закона; впрочем, за них редко принимаются всерьез, за их головы никогда и нигде не предлагали наград. Все потому, что обе стороны остро заинтересованы в нелегальных партиях снов, неправдоподобных историй и смутных обещаний. К тому же везде находятся желающие пересечь границу, но без хорошего проводника мало кто рискует. (Живой товар – отдельная, самая большая статья наших доходов, так-то.)
Люди Границы всегда охвачены всепоглощающей, неизбывной тоской по дому, которого у них нет и не будет. Поэтому они обычно веселы и энергичны, как котята, увлеченные игрой. (Если мы перестанем смеяться, мы погибнем.)
Считается, что от людей Границы нет ни особого вреда, ни мало-мальски ощутимой пользы. Это почти правда.
Почти.
(Без нас тут все протухнет.)
«Семейный доктор», проще говоря, мамин знакомый гинеколог, уехал в отпуск, а вернувшись, сразу же вышел на пенсию. Родить меня оказалось проще, чем найти нового. Все были в отчаянии, но хитрый папа придумал, как меня прокормить: «В кастрюлю супа долить кружку воды, и ребенку тарелка будет». Таковы нравы совслужащих.
А потом все само собой утряслось. Брата Витю замели в армию, на целых три года. Это решило проблему лишнего рта и недостающего спального места в двухкомнатной хрущебе, где, согласно тонким математическим расчетам моей родни, впятером жилось просторно, а вот вшестером – уже как-то не очень.
У нас жила кошка Маркизка. Она меня воспитывала, а остальные только мешали, кроме разве что папы, которого почти никогда не было дома. Папа вставал очень рано, бежал к морю и ловил для нас с Маркизкой рыбу, а потом шел на службу. Уха – единственное блюдо, которое мне можно было скормить без скандала. Зато Маркизка жрала даже арбузные корки. В этом смысле мне до нее до сих пор далеко.
Меня водили гулять в паркленина , который как раз вовремя разбили возле нашего дома на Новоаркадиевской дороге. Мне, естественно, казалось, что парк назван в честь моей сестры Лены, которая была Самая-Красивая-в-Мире, этакая заколдованная принцесса. Потом, когда мне объяснили про «дедушку Ленина», стало ясно, что и он, весь такой из себя крутой, тоже в честь моей сестры назвался. Было чем гордиться!
Когда папу отправили служить в Германию, мама страшно перепугалась и сказала, чтобы он не смел ехать, потому что там фашисты. А когда (если еще) мы вернемся, нас, безусловно, сошлют на Север за то, что мы среди фашистов долго жили и не погибли.
Но папа съездил в Берлин первым, а потом вернулся, привез красивых платьев и объяснил, что за доблестную службу среди фашистов ему дадут большую пенсию. При слове «пенсия» мама сдалась, это для их поколения было магическое слово.
Мы собрались и поехали жить к фашистам.
Сперва мы жили «на почте», т. е. первый этаж дома занимало почтовое отделение, а на втором жили мы и соседи. Соседей звали дядя Жора и тетя Неля. У тети Нели на ушах были страшные красные пятна, потому что она носила клипсы. Уши тети Нели – единственное, что омрачало мою жизнь. У нас был сад, в саду рос орех. В свободное от воинской повинности время папа катал меня по огромной, абсолютно пустой квартире на «чуне» (так именовался обломок древнего дивана, павшего в неравной битве с Кроносом еще при прежних жильцах).
Потом мы переехали в другой дом, в квартиру с мебелью, и все стало обыкновенно.
Летом в Одессе разбушевалась холера, а мы как раз приехали туда в отпуск. Мои родители и прочие домочадцы тоннами жрали чеснок и ведрами – красное вино. Поэтому никто не заболел, кроме меня. Скорая помощь наотрез отказалась меня спасать, но умереть все равно не удалось. Точно не известно почему. Папа утверждал, все дело в том, что он не растерялся и скормил мне полтаблетки сульфодиметоксина, а потом до утра читал «Старика Хоттабыча». Таблетка, думаю, ни при чем, а вот с книжкой, похоже, он правильно угадал. Какой же дурак станет умирать, не узнав, чем закончилась такая интересная история?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу