Мне было лет пять – шесть, и мы приехали в Одессу, в отпуск. Незадолго до отъезда родители отправились на речку Турунчук и привезли оттуда раков для прощального пиршества. Загрузили добычу в ванну и пошли кипятить воду в выварке, чтобы их сварить.
Следует сказать, что мне вовсе не было жалко раков. К тому же они являлись моей любимой едой и совершенно меня в этом качестве устраивали. Но врожденное стремление к чужой свободе сыграло со мной (и раками) злую шутку. Мне показалось, что это как-то нехорошо и некрасиво – держать раков в плену. Пленных, думалось мне, надо отпускать на волю, даже в ущерб собственным интересам.
Задача моя осложнялась спецификой телосложения пленников. Проще говоря, мне не нравилось, что у раков есть клешни. Было совершенно ясно, что такой ка-а-а-ак цапнет – и все! Палец откусит запросто. Это сейчас мы с вами понимаем, что вряд ли, а в пять лет у меня никаких сомнений на сей счет не было: откусит палец, и точка.
Несколько минут меня раздирали сомнения, но жажда свободы победила страх.
И вот я хватаю рака за туловище и несу его в гостиную. Рак шевелит страшным клешнями и вообще дергается, но я не сдаюсь, несу. У меня была гениальная идея: ракам надо помочь спрятаться под диванам, а потом они – ну не дураки же! – сами сообразят, как выбраться, найдут дорогу домой.
Мне удалось перенести под диван четырех раков. Потом папа с братом уселись на этом самом диване играть в шахматы, и носить раков стало некуда. Но совесть моя была чиста. Ясно же, сделано, все что возможно.
Остальных раков сварили. Они были вкусные.
А потом закончился отпуск, и мы уехали.
В нашей квартире жили тогда мой старший брат и его жена. Они часто писали нам письма и жаловались на страшную вонь в гостиной. Я это точно знаю, потому что у меня врожденный талант разбирать неразборчивые почерки, мне было ужасно интересно их письма читать – это почти как головоломку разбирать-собирать. Доподлинно известно также, что источник вони несчастные молодожены так и не нашли.
Когда год спустя мы снова приехали в отпуск, квартира еще воняла тухлятиной. Запах этот я никогда не забуду. А жаль. Некоторые вещи помнить вовсе не обязательно.
Не знаю, как там было дальше, но еще год спустя в квартире сделали ремонт, и запах прекратился.
Много лет спустя до меня наконец дошло, что стало источником вони. Это было довольно серьезное потрясение.
С тех пор мне кажется, будто я знаю, чем пахнет чужая свобода,
На самом деле ерунда, конечно. Ничего-то я не знаю.
Ничегошеньки.
В наилучшие моменты жизни, когда, к примеру, белоснежный автобус везет меня из одного прекрасного города в другой прекрасный город, мне вдруг становится как-то особенно очевидно, что – вы как хотите, а я уже давно болтаюсь в своем персональном аду; за какой эвридикой меня сюда занесло, неведомо. Но обратной дороги я не помню.
Эти ваши черные пашни, эти ваши деревенские дома, где гасят свет до полуночи, эти ваши сияющие пустые пространства вокруг бензоколонок, эти ваши пограничные заставы, этот ваш поворот луны на ущерб – что это, зачем, кто велел? Уберите.
У меня дома не так. Все не так. Вообще все.
Особенно в мелочах. Ох уж эти мелочи.
У нас свет по ночам в каждом окне, даже если хозяева спят, все равно ставят фонари на подоконники, для красоты и удобства прохожих. У нас не бывает пограничных пунктов, потому что всяк ходит, где хочет, попробуй останови – улетит к черту. И документов тоже не бывает, потому что и так ясно, кто есть кто, достаточно просто в глаза поглядеть. А если проницательности не хватает, можно спросить, вам скажут. Никто не станет скрывать такой пустяк как имя, которое все равно ведь практически на лбу, практически огненными скрижалями про-ца-ра-па-но. И луна у нас не бывает ущербной, она всегда растет, вырасти никак не может, и правильно, какие ее годы?
Где я вообще? Как меня сюда занесло? Здесь кто-то еще из наших есть? Как будем выбираться?
Вот почти всегда настигает меня в дороге такое настроение. Поэтому я очень люблю ездить. Полезно бывает прийти в себя, хотя бы ненадолго.
Эвридика, давай, найди меня, позвони, пора домой, оживать.
Мне снится, что в магазинчике «Гурман», что на Пилес угол Бернардину, снова появился божественный кенийский кофе. Совсем недавно мне снилось, что продавцы говорят: все, больше не будет поставок. Мы, покупатели, гурманы хреновы, печалились, и вдруг кенийский кофе снова появился, свежайший, благоухающий.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу