Михаил Гиголашвили - Кока

Иногда, когда Назыма во дворе не было, Кока сам бежал на Лермонтовскую, в магазинчик на углу, где грузчики к тому времени обычно сгружали лотки с булками, хрустящим серым хлебом, овальным “греческим”, брусками чёрного. Если не полениться пробежать ещё сто метров, то на Махарадзе в пурне [176] Пекарня (разг. ). можно взять горячий королевский шотис-пури. Но завтрак ждёт, поэтому надо спешить домой, а по пути не забыть поглазеть на драку уличного пса Муры с дворовым котом Шошотом, послушать перебранку дворничих, что шаркают мётлами и переругиваются птичьими звуками, полюбоваться на сапожника Рубена Спартаковича – тот иногда надирается с раннего утра, бродит по улицам, держась за стены и выкрикивая ругательства, а дома колотит жену, поминая не полученное тридцать лет назад приданое и проклиная суку-тёщу, что отсудила у него полквартиры.

Да, самыми вкусными были горячие французские булочки: они так смачно хрустели с маслом и куском терпкого гуда-сыра!.. А мцхетские пирожки чем хуже?.. Тоже очень хороши… Но с хинкали от Баграта не сравнятся!.. Хотя чебуреки за Оперой тоже знатные: золотистые, тонкие, хрусткие, с вкусным соком, отлично идут под чачу… А ещё лучше под неё идут шашлыки, что жарит в павильоне на Дигомской дороге старый Губаз из своих родных поросят – он их растил, знал по именам и обязательно сообщал (хотя посетители просили не портить им аппетита этими подробностями):

– Берите! Прошу! Это Додо, жирненький, очень хитрый был, от мамы не отходил, больше всех молока сосал!

– Вот и дососался! – шутили в ответ, принимаясь за душистое, пряное, острое мясо с маринованным луком и домашним сацебели… А наваристый пити на станции Пойлы, мечта детства?.. А бабушкины котлеты?.. За жареной корейкой с луком и картошкой ездили в столовую при 31-м заводе, у входа всегда торчат машины, всем известно об этой вкусной корейке!.. А острые сосиски “Иверия” с убойной горчицей и горячим лавашем в ангаре на набережной?.. Кебабы с гранатом и сладким луком в закусочной возле Дома профсоюзов?.. В крайнем случае и аджарские хачапури в подвальчике под “Водами Лагидзе” сойдут… Даже холодец бы съел, несмотря на его дрожащую сущность!.. Где всё это?.. Было ли вообще?.. Будет ли?..

Очнулся Кока от чего-то влажного на лице. Ощупал себя. От голода растеклась слюна по подбородку, а по щекам – слёзы…

Прислушался. Пока он мечтал о шашлыках, Черняшка в темноте продолжал рассказывать бесконечную историю о том, как однажды целую ночь в сарае у барыги выпаривал ведро воды, в которое сунул пузырёк с кипящей ханкой, чтобы его охладить, а пузырь возьми и лопни! Но под утро, когда жидкости в ведре осталось совсем мало, не выдержал, набрал в шприц слишком много, отчего поршень вывалился, и злосчастное зелье ушло в землю…

– Я чуть не охренел! Прикинь – целую ночь выпаривать ведро воды до пары кубов – и потерять! Я так заорал, что барыга проснулся и дал мне горсть кокнара!

Утром, до завтрака, дверь загрохотала.

– Подъём! Воронок прибыл! Готовсь, босота! – кричал Семёныч.

Кока обречённо сидел у стены с пустой чугунной головой. Ночью заснуть так и не смог, сейчас, глядя в пол, вяло клевал носом. Осоловелая апатия овладела его чугунной головой. В грязной одежде, пропахший камерной вонью, он тусклым глазом смотрел в пол.

Черняшка сел на нарах.

– Даже чутарик не покемарил? Страшно? Ничего! В тюрьмаме тоже жизнь. Я уж тебе говорил, своих держись – они в обиду не дадут, помогут откусаться, если что мутно пойдёт… С кайфом умеешь возиться? Ну, варить черняшку, мастырки заделывать? Химичить?

– Могу.

– Вот. К вору прибейся, ему помогай. И ещё вот что: больно ты вежливый, часто не благодари… И улыбайся поменьше – таких не любят, – напомнил Черняшка (а у Коки в голове всплыли слова Сатаны в пивбаре: “Не спасибкай”).

Мозг с трудом начинал шевелиться. Но дальше вопроса-обрыва, что его ждёт тюрьма, мысли не забирались.

Дверь лязгнула. Офицер по листу произнёс:

– Гамрекели! Николоз!

– Я!

– Попова свинья! Статья?

– Кажется, 224…

Офицер усмехнулся:

– Если кажется, креститься надо. На выход, с вещами!

Кока кивнул Черняшке:

– Пока!

– Удачи! Может, свидимся на тюрьме!

На него надели жгуче-холодные тяжёлые наручники. Офицер зашагал впереди, двое солдат с автоматами вывели Коку из решётчатой двери КПЗ мимо Семёныча, шепнувшего:

– Держись, паря!

На миг увидел людей на лестнице, яркую одежду, синие формы… Но погнали толчками в спину: