Михаил Гиголашвили - Кока

Кока сказал, что предлагал следаку деньги, но тот отказался, хотя и спросил, как бы в шутку, сколько можете предложить. Черняшка повёл быстрыми глазами.

– Ну, я ж говорил – коммуняка, а они все мутнари. А может, и цену набивает! Эти коммуняки тоже разные. Кто с головой – бабки делает, кто с чугуном вместо котелка – хлебалом щёлкает. Брат моей бабы парторгом какого-то хрен знает института был. Как началась эта замануха с перестройкой, они институт мухой приватизировали и на три фирмы, между парторгом, бухгалтером и директором, раздербанили. Теперь нефть гонят, лаки-краски, запчасти, и в ус не дуют! Ну, это богатеи… Нам-то что делать?.. Бабла, значит, нет?.. Тогда сидеть придётся. Ты молодой, крепкий, наркотой ещё не сильно траченый, как задроты шировые, их ещё увидишь на зоне: дрожат, тощие, за кайф мать родную продадут! Со мной сидел один, мать довёл до самоубийства, а в день её похорон не на кладбище, а на стрелку припёрся, у всех просил: “Дайте ширнуться, сейчас мать мою хоронят!” Так его все отгоняли, как пса шелудивого, а в оконцовке отбуцкали как следует… – И уверенно заключил: – Денег потом надо давать начальникам, чтобы в хорошую зону определили, в воровскую, где тихо и порядок, а не в сучью красную, где бардак…

– Почему бардак?

Черняшка возбудился, закурил сигарету.

– В красной зоне беспредел – закон! Человека, если пахать отказывается, могут опетушить, отхарить, в чмошника превратить, насильно тату-точек на лицо понаставить, а это – на всю жизнь! Будешь с синей точкой под глазом или на ухе, как последний пидор, бегать – каково? Друг на друга стучат. К куму шныряют, доносят. Одно слово – сучья зона! Хуже – только малолетка. Почему? Да малые все, ума нет, друг перед другом понтуются, кто ворее. Когда меня с малолетки подняли на взросляк, я как в санаторию попал. Никто не шумит, не ругается… Ты улыбайся пореже… – вдруг перескочил он. – У нас чем вид суровее, тем лучше. И в тюрьме, и в жизни. Это вы там в амстердамах привыкли улыбаться да извиняться, а здесь, брат, другие понятия. Если кто лыбится – или идиот, или пидор, надрать ему харю, чтоб не лыбился!.. Но и киллера из себя строить не след – раскусят в два счёта, засмеяют, а то и опустят… А в Голландии тюрьмы есть?

Кока вздохнул:

– Конечно. Я по телевизору видел. Камера – комната метров двадцать на двоих. Туалет, душ. Как номер в гостинице, только с решёткой на окне. Телевизор, тостеры всякие, кофе, чаи такие, чаи сякие. Работать никого не заставляют. Хочешь – лежи, телевизор смотри, или читай – библиотека большая. Или рисуй. Или готовь на кухне торты и шницели. Или играй в пинг-понг, качайся в спортзале, учись – педагоги из школ и институтов приходят, помогают получить образование.

– Не может быть! – открыл рот Черняшка. – Неужели?

– Может! Сам видел документалку.

Черняшка вскочил на нарах:

– Всё! Решено! Еду в Голландию, как откинусь! Пойду в магазины траву покупать и по бабам ходить! А если залечу – здоровье подправлю и научусь чему-нибудь, кроме цап-царапа! Там китаечки или монголочки есть? Таких люблю, маленьких, вёртких…

– Всякие есть. На любой вкус и бумажник, как и всё на Западе.

Черняшка с неподдельным интересом спросил:

– Как это они, суки-бляди, так всё построили, что у них всё хорошо, как у людей, а у нас всё хреново, вечно через пень-колоду, как у не́люди?

Коку это интересовало мало, но он всё-таки отозвался:

– Перестройка же была… Может, лучше станет… – Но Черняшка уверенно усмехнулся:

– Узришь ты в тюряге перестройку! Как же! Как был острог, так и будет! Какой на хрен пинг-понг? В день выводят на часок в пустой базок – вот и все твои пинг-понги! А так целый день взаперти. Раз в месяц передача. В посылке что можно? Чай, сигареты, масло топлёное, сало, колбасу копчёную, лук-чеснок, печенья, пряники, сухари, сушки…

Подавленные голодным видением всего этого богатства, оба умолкли – на ужин не смогли съесть кашу, политую горьким постным маслом, и теперь пытались унять урчащие желудки. Но Кока не поленился спросить:

– А кайф в передаче передавать удаётся?

– В подгоне? Нет, риск. Лучше в польском кошельке… Ну, в манде на свиданку пронести наркоту, деньги, ещё что, к бабе в дыру много лезет, куда больше, чем пидору в задницу…

Помолчали. Мысли затягивали Коку в лавину страха. Лавина не давала дышать и несла его всё дальше, к неизвестному обрыву… И чудился Пётр Ильич в очках с верёвочкой… И цепкие руки белобрысых оперативников… И гулкие голоса из-за двери… Шаги… Перебранка… Чей-то заунывный вой словно с того света… Рядом сопит Черняшка… А завтра – тюрьма… Как быстро всё произошло! Только недавно бабушка читала стихи Лермонтова – и вот, пожалуйста, управление МВД на Лермонтовском разъезде. Конечная точка прежней жизни. Начало страшной… И слепящий свет лампы… И гудящая боль в голове… И голова – словно под каменной шапкой, надетой на него его злобным фатумом…