Михаил Гиголашвили - Кока

Кока понял, что взятка, как и всё остальное, оказалась тупиком. Хотя денег всё равно нет, чего дальше продолжать разговор? Вот одно интересно до жути – как их поймали, кто их сдал? Но разве скажут?

Всё-таки решился спросить.

Пётр Ильич скривился:

– Это вас не касается. Тайна оперработы. Мы почти всё уже знаем, остаётся детали уточнить… Что ж, раз вы не желаете нам помогать, мы тоже не будем вас жалеть. Жалеть можно того, кто осознал свою вину и честно во всём признался. Но вы не раскаиваетесь, а это значит, что и дальше будете анашу туда-сюда возить, а такое безобразие следует пресекать! Завтра вас переведут в тюрьму. Если в вашем деле что-нибудь изменится, я вас вызову. Хотя, как я вижу, вы от улучшения своей судьбы отказываетесь…

Кока, понимая, что дело идёт к концу, вдруг всполошился:

– Вы не писали протокол! Вы записали мои показания?

Пётр Ильич зло блеснул очками.

– Вашу ложь про “ничего не знаю”? Пока нет. Зачем? Вот посидите в тюрьме пару-тройку месячишек, подумаете, тогда, надеюсь, поумнее и посговорчивее будете! Тогда и новые показания написать несложно. В том случае, если вы согласитесь на сотрудничество… – уточнил он.

– Я требую адвоката! – выкрикнул в отчаянии Кока.

– Адвоката? – язвительно повторил Пётр Ильич. – Ох, не навредил бы он вам вконец! Как? А очень просто. Судьи их о-очень не любят. Чем лучше адвокат, тем больше его судьи не любят.

– Но кто-то же должен мне помочь? Я же не маньяк или садист-убийца, соски у трупов не откусываю?! – растерялся Кока. – Что мне делать? Домой звонить не даёте, назначаете там обыск… Кстати, есть результаты?

– Пока нет, – сухо ответил Пётр Ильич и не преминул напомнить: – Но сами знаете, если хорошенько поискать, то всюду можно обнаружить всё… И если у вас в квартире найдут хоть грамм гашиша, это будет неопровержимым доказательством, что гашиш вы привезли из Тбилиси сюда на продажу.

– Какая продажа? Всё для себя! – беспомощно вякнул Кока, отчего Пётр Ильич расплылся в злобной, кривой, мерзкой ухмылке:

– Вот видите! “Для себя”! А только что говорили – ничего не помню, ничего не знаю, ничего никому не скажу! Ну, раз не хотите по-хорошему, будем делать по-плохому. Это я вам обещаю, честное пионерское! – Он с издёвкой салютнул правой рукой, а левой нажал кнопку звонка и дал указание Семёнычу подготовить джигита к отправке в СИЗО.

Когда шаркали по коридору, Кока опасливо спросил:

– А чего меня готовить?

– Да базарит без дела, – буркнул Семёныч (он был все ещё не в духе, без обычного перегара). – У тебя барахлишка ж нет? Сумка в вещдоках останется, покуда дело не закроют.

– А когда закроют? – Кока уже догадался, что в застенках надо всюду собирать по крупицам сведения обо всём – может пригодиться.

Старый лейтенант шмыгнул носом:

– А хто ж его знает? Кого через месяц на суд волокут, кого – через год судют. Чего хотят – того и рядят, япона мать! Ты, это… Завтра готов будь. Как воронок придёт, разбужу.

В камере Черняшка курил “Мальборо”.

– Ну, чего следак?

– Сказал, завтра в тюрьму. Грозил, что в плохую камеру посадит.

Черняшка беззаботно махнул сигаретой:

– Забей! Они всем это талдычат! Да и нет в “Белом лебеде” сейчас пресс-хат с махновцами. А если почки отбить захотят, то отволокут в “круглую”, где стены из ваты, и отхуячат по полной, в круг. Да и прав не имеют первоходку ни с того ни с сего в пресс-хату кидать. Если вертухаям и начальству не дерзить, не надоедать, жалобы не писать, сокамерников не трогать, то и тебя не тронут. Когда воронок? Завтра? Ну да, они тут, в КПЗ, долго не держат, а потом будут из тюрьмы на допросы и очняки дёргать… Ничего, Мазила, не робей! На тюрьме тоже жизнь идёт! И люди такие же, как мы с тобой! Тебя наверняка сперва на спецы кинут, это малые камеры, там обязательно один – наседка. Как узнать? А просто: тот, кто тебя больше всего будет донимать вопросами, советы давать пойти в сознанку, чистуху писать! Кто о твоём деле большой интерес показывать станет! Кто зажиточно жирует, с диетой, передачами, больничкой, лекарствами – наседка! – уверенно сказал Черняшка, но добавил: – А может, без спецов сразу в общую кинут…

– Сколько человек в общей?

– Сколько набьют, столько и будет. Когда я последний раз в “Белом лебеде” присел, нас тридцать пять рыл было на восемнадцать шконок.

– По двое, что ли, спали?

– Шконки сдвинули в ряд, общие нары вышли. Ну да, в теснотах спали, по сигналу поворачивались. Как? А с бока на бок. Узнаешь.