Василий Ермаков - Мотив

Вон оно что: Сашка подменял свои стаканы с водкой стаканом с водой, заранее приготовленным. Выходило, что я один выдул полбутылки. Выходило, что меня опоили. Я попытался выпрямиться, чтобы пойти к Сашке и выяснить, зачем он опоил меня, но все закувыркалось перед моими глазами, все закачалось, и я рухнул на пол…

— …Женька обещал с парнями зайти, — сообщила за занавеской Татьяна. — Надо закуску сгоношить. Нинка, не спи. Твоя симпатия придет тоже…

Я живо представил себе Нину, приноравливающуюся соснуть. Она и до лесотехникума любила подавить на ухо. А сейчас это превратилось в излюбленную привычку. Еще Нина приучилась грызть макароны…

…Через какое-то время я очнулся. Увидел над собой плоский, в форме паруса плафон кухонной люстры и не тотчас сообразил, где нахожусь. Рядом бренчала пустая бутылка о пустой стакан и лежала опрокинутая табуретка. За стеной играла музыка и гудели оживленные голоса. А как неприкаянно завывал за окном ветер…

Я сел и осмотрелся. Куда занесла меня нелегкая?.. Непреодолимая сила повлекла меня обратно. Головой я боднул стол. Зазвенела посуда. За стеной замолчали, потом кто-то, кажется, это был голос Светки, посмеиваясь, спросил:

— Он там у вас ничего не разобьет?

— Ничего, — ответил Сашка Моряков. — А если и повредит свой горшок с опилками — не велика беда.

— Как он у тебя оказался? — удивилась Светка.

— Навязался! — ответил Сашка. — Заявился излить душу. Про Валю такое нес!.. Представляете, он ни разу в жизни не ел яблок.

— Бедненький, — пожалела меня Лена Ерышева. — Жаль, Динка не пришла — надула. Поглядела бы на своего ненаглядного. Вообразите себе, она извела себя, что стравила этого типа с Дубинкиным.

— Ничего, — ухмыльнулся Сашка. — Мы ей такое покажем — моментально излечится…

Я слушал и не верил своим ушам. Обида отрезвила меня на какое-то время. Я хотел встать и пойти к ним — этим девчонкам и мальчишкам — и спросить, что я им сделал, отчего они так ненавидят меня? Я хотел узнать от Светки, как это она затесалась в компанию сыновей и дочек директоров гастрономов и промкоопераций, ведь она-то дочь ревизора, но вдруг я понял, что это бесполезно — не я им отплачу за унижение, а они еще раз унизят меня. Вон как они спелись…

Выждав, когда они опять врубили радиолу, я прокрался в прихожую, накинул на плечи свое пальто, переобулся, толкнул дверь и вывалился в мокрую ветреную темень…

— …Альбиночка, — проворковала Татьяна. — Сколько там на твоих золотых?

— Без пятнадцати два, — ответила обладательница единственных в нашей комнате наручных часов. Я испугался: вот выйдет сейчас Татьяна в прихожую и начнет подначивать меня. А мне ни видеть никого, ни слышать не хотелось. Стыд за вчерашнее захлестывал меня. Я так ненавидел и презирал себя, что не имел зла даже на Сашку. Вскочив с раскладушки, я торопливо оделся и обулся.

Улица поразила меня: солнца, только что ярко светившего, не было и в помине. Низко тащились грузные тучи. Порывами набрасывавшийся ветер вспарывал тучи, из их клубящихся недр то и дело начинал валить сырой снег. Проезжую часть пустынных по случаю праздничного утра улиц покрывала сизая ноздреватая слякоть. Крайне непостоянная, изменчивая погода в краях этих.

Город словно затаился после вчерашнего веселья. Я старался не смотреть в лица редких прохожих, будто они могли знать о моем позоре, знать и в душе потешаться надо мной.

На углу улиц Чехова и Поморской я столкнулся со Светкой и Валькой. Они были возбуждены чем-то.

— Здравствуйте! — опешил я. — С праздником!

— С праздником, — натянуто усмехнулась Светка. — Ты ведь отлично провел его?..

— Не позавидуешь той дуре-бабе, которая согласится стать твоей женой, — доконала меня Валька, глядя мимо меня.

Точно под дых ударили. Все стало ясным. Ай да Сашка — первый ученик десятого «А», комсомольский активист, сын известного районного деятеля!.. Каким ловкачом показал он себя и каким беспросветным простаком меня выставил. Уж он постарается, чтобы вся школа тыкала в меня пальцем, — можете не сомневаться. Хорошо, что Дина Лосева «не пришла — надула». Полюбовалась бы и она, как я валялся в бесчувственном состоянии среди опорожненных бутылок и пустых стаканов. Не полюбовалась — расскажут… Но за что? Неужели мои прегрешения тянут на такое наказание?..

Замычав от омерзения, я направился к Выгу с решительным намерением утопиться. «Ох, сволочь! — шептал я, имея в виду не то Сашку, не то самого себя. — Какая редкая сволочь!»