Антон Уткин - Тридевять земель

"С точки зрения юриста-криминалиста многое нравственное может быть преступным, и не всё, что преступно, должно быть безнравственным; с точки зрения обычно-правовых понятий народа, всё преступное обязательно безнравственно; всё, что нравственно, не может быть преступно".

Нет сомнения в том, что право и нравственность и по сию пору шествуют рука об руку, однако там, где право обычное не приведено в согласие с государственным законодательством, там, где положительное право будет подменяться Высшей правдой, люди не станут дожидаться Божьего суда, а впадут в соблазн устроить его сами. "По отношению к славянским общинам, – писал Мэн более тридцати лет назад, – освобождение крестьян в европейской России послужило стимулом для новых исследований. Мы уже знаем, с гораздо большей достоверностью, чем прежде, что в древнейших областях российской империи земля, с незапамятных времен была распределена между группами мнимых родственников, живших вместе в земледельческих сельских общинах, которые имели свою собственную организацию и самоуправление. Со времени великой реформы настоящего царствования коллективные права этих общин, равно как и права их членов по отношению друг к другу, уже не заслоняются и не ограничиваются привилегиями главного собственника – помещика. Мы имеем теперь доказательства, что и наиболее отдаленные славянские общины в существенных чертах устроены по тому же образцу; и западный мир, когда-нибудь, без сомнения, должен будет испытать на себе влияние того факта, что политические идеи такой огромной массы людей, так же, как и идеи, касающиеся собственности, неразрывно связаны с понятиями о взаимной семейной зависимости, о коллективной собственности и о естественном подчинении патриархальной власти".

Сергей Леонидович припомнил тут слова Мережковского, которые читал в седьмом ещё году. "Всей Европе, а не только какой-нибудь отдельной её нации, – писал тот, – придётся рано или поздно иметь дело с русской революцией. Ибо невозможно теперь уже определить то, что происходит в России: есть ли это только изменение политической формы, или прыжок в неизвестное, разрыв со всеми существующими формами…"

И в ушах у него опять зазвучало скрипучее бормотание Хфедюшки: "Он придёт… Он – мука мирская… Ему нельзя не прийти".

В эркере напротив, отдёрнув занавеску, показалась нарядная барышня, быстро глянула в окно и снова скрылась в ярко освещённых покоях. Сергей Леонидович вздохнул и обратился к своим запискам.

"Здесь нам опять придётся обратиться к самому проницательному из исследователей русской народной жизни – Глебу Успенскому, – продолжил он. – "Природа, – пишет Глеб Успенский, – вкореняет в сознание человека идею о необходимости безусловного повиновения, и эта идея является как нечто неизбежное, неотвратимое, как нечто такое, чего нельзя ни понять, ни объяснить, против чего немыслимо протестовать. Спрашивается, может ли Иван Ермолаевич, получающий знания непосредственно от природы, иметь хотя малейшую тень сомнений в неизбежности самой абсолютнейшей, самой прихотливой, а главное, ничем не объяснимой власти?.. Построенная на таком прочном, а главное, невыдуманном основании, как веления самой природы, миросозерцание имярек, создавшее на основании этих велений стройную систему семейных отношений, последовательно, без выдумок и хитросплетений, проводит их в отношениях общественных. На основании сельскохозяйственных идеалов деревенский человек ценится во всех своих общественных и частных отношениях; на них построены отношения юридические, а опытом, вытекающим из них, объясняются и оправдываются и высшие государственные порядки."

"Естественный коммунизм" первичных земледельческих групп иногда в последние годы описывался, преимущественно русскими писателями, в виде раннего проявления самых развитых и резких демократических теорий, – пишет Мэн. – По моему мнению, нельзя представить себе более ошибочного взгляда на этот вопрос. Если только вообще могут быть употребляемы такие выражения, как аристократический и демократический, то мне представляется весьма вероятным, что изменение и частое распадение сельских общин везде обусловливалось, по большей части, успешною борьбой демократии против аристократии. Объяснение сравнительно резкого отклонения русских сельских общин от того типа, который, как можно предположить, представляло их первичное состояние, следует, по моему мнению, искать в древнем русском обычае колонизации, благодаря которому массы людей постоянно должны были покидать прежние жилища, чтобы поселиться где-нибудь в необъятных пустынях…"