Роман Парисов - Стулик

…и мне – впервые, вдруг (о, небеса!) неловко… Что случилось со мной – я потерялся в песке! Да, я разом почувствовал отсечённые тылы – дурацкое предчувствие прошлось между лопаток: что дальше того, на море остановившегося мгновения не будет уже ничего, что дальше путей нет – они разобраны (или не собраны ещё?)… и куда-то делся мой кураж, и нечего, нечего мне противопоставить внезапной искренности его непонимания, и я не знаю, что ответить на этот простой и совершенно новый для меня вопрос: как ты вообще с такой маленькой?.. Алё, Рома, ты здоров?! Тебе… стало… стыдно?!!

– О чём это вы тут? – подоспела на подмогу Светик.

При ней мы по-английски. Совсем что-то стесняется она испанского.

– О тебе всё. Look… Beside this girl I feel myself just the same age as her… and that’s why she is staying with me. [20] Дело в том, что… рядом с этой девочкой я чувствую себя её ровесником… вот потому-то она со мной и дружит (англ.).

(Боже, что я такое сказанул.)

И всем стало весело… Ну что ж – нельзя не выпить. За вас – за понимание и терпение, говорит Христос. (Есть же доброжелательные люди с понятием.)

…и насколько уютней выпивать вот так, осмысленно и легально , при Светином участии…

Подъехала сзади активная женщина лет сорока, похожая, как бы это выразиться, на цифру «8», тоже весёлая, с пацаном своим – в самолёте-то не успели, так хоть теперь познакомиться… Всем по виски-коле! (Вот ведь как на курортах – только подставлять успевай.) Оказалось – бизнес-вумен из Саратова. Всегда приятно легко, непринуждённо, а самое главное – остроумно поговорить ни о чём на трёх языках… Только – краем глаза замечаю – сказала что-то Света её сынишке, надулась и на руке моей повисла: пойдём, Ромик, отсюда. Эх, только я в своей тарелке…

Ну, что случилось-то?

– Как, ты не слышал?.. Что эта мамаша его п…анула?! Вот, говорит, хорошо – будет моему Антошке невеста!.. А Антошка – ты видел его? – сам два вершка: пойдём погуляем… Нет, это он мне – нормально?!!

Утробная, не совсем здоровая судорога уже начала сводить мне животик.

– Что ты ржёшь!

– А что, плакать… Так значит, иногда… ошибочка выходит-с-с-с… – И я покатился пуще прежнего. До слёз, до колик, надсадно и безутешно. – Ну, а ты… ему что?

– Что-о! Гуляй давай, мальчик, к маме!! Нет, ты прикинь – мама с сыночком решили устроить личную жизнь на пару!..

– Ты думаешь, она меня…

– Ну а то! Ты видел, как она на тебя смотрела?!

Не видел. Не заметил. Не просёк. Всё, что вокруг творится, – воспринимаю одномерно. Всё Светик да Светик. (Ну бред же, а?) Приятны вот почему-то реакция её и ревность.

– …нет, это по правилам – я должна быть с ним, а ты с ней, нормально?! – (Всё никак не успокоится.) – Так что тебе все, все должны завидовать, Ромик… Что я у тебя девушка такая, а то была бы сейчас какая-нибудь жена вроде неё!

…и рубашку выглаженную, как говорится, было бы кому подать, и тарелочки рассыпать веером, и салатиков наготовить… И в приумножении капитальца общего был бы соратник, и в беседе равный партнёр, и в сексе товарищ, и уважение, и дети, и всё как у людей… И всё как у людей, и был бы я тяжелее лет на десять, и тёмный Перец всё тот же рыл бы во мне ещё какую-нибудь дыру, и снились бы мне целомудренно и запредельно одноклассницы Антошкины…

No, thanks!!

…а как меняется настроение – прямо как у шизофреника. Только стало не по себе, только-только начинает осознаваться пагубность – так опять моя наяда идёт на помощь, туманит мозги…

И куда ведёшь ты меня, Светик, на сей раз – в этом большеватом на тебе купальнике, по висящей жаре, еле переставляя ножки на своих платформах?.. Надоело нам всё – и мячик, и бадминтон, и золотистый пляж Макрониссос, и откуда тоска такая варёная… Пробираемся мы через какое-то огороженное древнеримское кладбище (?!!) на наш официальный пляж, на «домовский» – там хоть водоросли и ракушки, понырять можно. По пути все камешки Светик перебирает, большие-маленькие отодвигает – в надежде найти ящерок. Конечно же, их там нет! Какая придурка-ящерица захочет в таком пекле сидеть, пусть даже и под могильным камнем!.. Ан нет – радостный вопль таки оглашает пустыню, и целый варанчик, спасаясь, шебуршит по гальке. Рома, быстрей её на камеру!.. – да где там. Рома пытается прочесть латинскую эпитафию: это надо – II век до н. э.!

На море полный штиль и сумасшедший закат в полнеба. Здесь вода свежее, и мы плюхаемся, и обновляемся, и заплываем наперегонки. (Знаете – это ощущение, когда уже почти никого на пляже, а ты ещё счастлив с морем, и впереди обещает вечер?!) И под водой красиво: поколыхивается синеватый мох на валунах, уходит таинственно глубина, россыпи разноцветных ракушек… Света надевает маску, и ныряет, и взахлёб отчитывается об улове: только перламутровые – целых двенадцать! Снимает с себя верх, ссыпает в него ракушки, перевязывает, кидает на берег. Заодно снимает низ: помнишь – ты хотел?..