Роман Парисов - Стулик

А рядом, в ста метрах – совсем другая жизнь, жизнь насекомых. (О, почему так быстро куда-то уходит катарсис и возвращаются твои обычные микроскопические думки, тревоги, сомненьица?) Вон на скамейке засиделись молодые муравьи с пивом… Я вам дам щас мелкую. Мокрый, большой, в полосатых плавках шагаю я на них – через кустарник, напролом, сквозь бар. Что смотрят они на меня, что думают там себе?!

Неожиданность ожидает меня в номере. Голый бэмби на шпильках, загадочно прогнувшийся в проёме балкона. Ну ничего себе. (У неё настроение, почему бы это не сделать сюрприз.) С ходу, молча принимаю я игру, кладу ей руки на перила: пусть откроется новая грань этой великой и тёмной силы – быть подсмотренными…

(Сегодня у нас вообще на редкость удачный, длинный день.)

После столь необычного секса, после потов и душей мы умиротворённые и шёлковые. Я лежу с ней на постели, я глажу ей головку и читаю вслух «Кубок огня». (Давно хотела Светик приобщить меня к культуре.) Я стараюсь, читаю литературно-художественно, диктор как-никак. Светик комментирует по ходу мудрёные имена, объясняет, кто есть кто, чтоб я тоже знал её друзей. Но я и не вникаю в непростые отношения между обитателями Хогвартса. Сонным чутьём филолога я всё пытаюсь понять, как нудноватое бытописание каких-то хоббитов с довольно плоским сказочным развитием реальности может вдохновить такую истерию. Ей-богу, Светик, «Мастера и Маргариту» бы почитала. – А… у нас только в одиннадцатом по программе…

Минут через десять она уже посапывала у меня под мышкой. Тогда я выключил свет, но долго, долго не мог заснуть…

Калейдоскопом проносятся ослики, лошадки, попугаи, ласточки, мостики, шпагаты, канаты, вот пролетели два фунта – а я всё не могу заснуть!..

Всё пытаюсь ответить себе, ну почему же, почему меня так удручает Гарри Поттер.

…и так вот, постепенно и незаметно, вызревает конец. Конец – он вовсе и не должен быть чем-то, однозначно являющим завершение, и не обязательно это последняя, видимая на горизонте и потихоньку близящаяся точка в некой веренице, и уж не чёрный дядя с топором под мышкой. Конец – это равнодушное и бесстрастное то, что непреложно родится внутри всего и каждого, вместе с ним, спит в нём до поры калачиком, а проснувшись, раковою клеткой улыбнётся – мудро и незримо – из розового жизнестойкого тела. Он, конец, знает свой верный час. Ибо только в нём, в этой смерти начала – гарантия новых начал, залог постоянного движения, обновления Жизни. (Это говорю не я – я не знаю, откуда это. Мне жалко всё до слёз, но так было, есть и будет, и аминь.)

В глазах у Светы – завязь конца. Я, правда, этого ещё не знаю. Я удивляюсь, какой непроницаемой завесой сверкнули вдруг её глаза, собрав все блики низкого уже солнца, и это мгновение во мне остановилось…

А она уже вырывается, шарахает водой, не давая себя приласкать. И не снизу вверх смотрит на меня, как недавно ещё, а совсем по-другому – как на непопулярного доставучего папу.

…иль мне пригрезилось?.. и опять я себя накручиваю?..

Весёлый оранжевый мячик, затормозив по воде, шлёпнулся аккуратно передо мной. Это Христос. Он всегда мне кидает, будто приободрить хочет меня. Приятный парень этот Христос. Я бросаю обычно в мелких его, сорванцов лет двенадцати. Они всегда норовят почему-то Свете. Ну, а Света – Христосу.

Так и играем.

Познакомились на днях: у Христоса всегда с собой холодильник под зонтиком, а там чего только нету слабоалкогольного. Когда и к бару направимся. Бармен уже улыбается, готовит коктейли с ромом. Между прочим, Христос – аргентинец, а живёт на Кипре. (Светик любит игровой момент: с внутренней гордостью за меня слушала она мои итальянские завывания, [18] Намёк на интонационные особенности аргентинского варианта испанского языка, которые, очевидно, не вполне поддаются герою, так как аргентинцем за соотечественника он всё же не принимается. а когда после трёх минут разговора поняла, что я принят за соседнего уругвайца, вообще озарилась восторженно.)

Чернявый, кудрявый, глаза добрые – настоящий Христос. С ним всегда есть тема, а значит, и повод. Даже Светик сегодня не прочь напиться – виски-колой!

– Mira vos, pero que linda, linda… – говорит он почти восхищённо. —…un poco joven, no? Сuantos tiene? Quince?!… Vos estas loco!.. Un ano solo mas que mi hija… Pero… como podes… con una nena asi?! [19] Ух красавица, красавица… какая-то вот только очень молоденькая… Сколько лет ей? Пятнадцать?!… Да ты с ума сошёл! На год всего старше моей дочки… Но… как ты можешь вообще с таким ребёнком?! (исп.). – Он уже совершенно серьёзен, он действительно пытается понять, в глазах ни тени мужского озорства…