Роман Парисов - Стулик

…Светик? Безгранично милое мне существо. Чужое. Чуждое. Заносная семечка, расцветшая вдруг во мне диковинным цветком. Обманка, посланная Тобою для чего-то. Для чего, Господи?.. Не понимаю я – и благодарен Тебе за неё безмерно. И если разобьюсь я сейчас, пусть то хорошее, что было во мне, как-нибудь – переселится – в неё!…

Он прыгнул! – весь катер хлопает мне. Только сейчас, хватив воздуха после бездонного движения вниз и судорожного вверх, я осознаю, что сделал это, и как это, наверно, было страшно, и как там было высоко. Светик улыбается благосклонно в камеру: «Вот он, Роман. Храбрый Р-ра-ман-н-н. Он всё-таки решился на подвиг». Подвиг – это когда хочешь отдать себя куда-то всего, затем уходят внутрь внутренности, а после ещё долго трясутся поджилки…

Внимание, господа! Мы проплываем Фамагусту. Лучший на Кипре песок. Там теперь никого – город-призрак. Распаляясь, экскурсоводша рассказывает, как в 1974 «турки-придурки» сбрасывали здесь бомбы на головы туристам. Ничего себе! Это как? – А так. Взяли в Греции власть «чёрные полковники». Кипр ведь под греческим протекторатом, ну и Турция всегда хотела. А тут же ясно, что полковники Кипр не отдадут. Вот турки и оттяпали разом лакомый кусочек… Не верят, правда, туристы наши, что только призраки там бродят: триста метров всего лишь до пляжа! Ну-ка, дай бинокль, дай-ка!.. Пусты глазницы покосившихся отелей. Такие дела. Греция – Турция – Кипр. Ещё Евросоюз. Замкнутый круг. Жалко тебе их всех, Светик, жалко?.. Ну поплачь, поплачь…

Я открыл глаза в темноту, заранее зная, что ещё не ночь, что я в номере один и нужно идти срочно искать Свету. Я, наконец, выспался и о возможной вине своей уже не думал, хоть и не помнил, как заснул после плавания. Я должен был предвидеть, что постоянная усталость и алкоголь сыграют со мной эту злую шутку. Я чувствовал, что меня не было часа четыре, и как раз за это утраченное время в жизни случилось что-то непоправимое и окончательное. Но подавленности не было. Я был трезв и готов ко всему – как зомби.

Я почему-то знал, где она и с кем. Оказалось в точности так, как я представлял себе – она сидела напротив Тани за пластмассовым столиком подле высвеченного бассейна. Их локти симметрично опирались о стол друг против друга, и я сразу понял, что они давно и серьёзно разговаривают о чём-то.

Я подошёл и попросил всем чая.

– Did you sleep well? [21] Хорошо ли тебе спалось? (англ.) – спросила Таня с умной улыбкой.

Я беседовал с ней о ситуации в Косово, о российских тинейджерах, о труде аниматоров и о ночной жизни в городе, которая, как выяснилось, не уступала Ибице. Моё боковое зрение было целиком устремлено на Свету, которая лишь изредка вставляла в разговор случайную фразу. Света рассматривала моё лицо, уходила в себя и опять странно, оценивающе смотрела на меня, думая, что я увлечён диалогом. С Таней поэтому держался я уверенно, доброжелательно и всё время подливал ей чаю. Её английский был не достаточен. Он был безупречен.

Я просидел с ними часа два, пока всё в отеле не замерло. На прощанье Таня погладила Светино плечико, меня же в шутку пожурила и обещала сдать местной полиции за растление малолетних.

Я обменялся за всё это время со Светой лишь несколькими нейтральными улыбками. Оставшись с ней наедине, я почувствовал, что в воздухе витает приговор, и не терпелось уже разрешиться от этого бремени.

– Кири-кири, – сказала Света ящерке, застывшей на белой стене, и чуть придавила её пальчиком. – Какая клясная. Бедное несчастное животное.

Я был готов размазать ящерку по белой стене вместе со Светиным пальцем.

– Светик… – сказал я в номере.

…и чуть не отпрянул. Она обернулась и посмотрела на меня в упор – как на незнакомца.

Но, вскочив на следующее утро ни свет ни заря с ожиданием в глазах (ура, самая главная экскурсия – погружение на субмарине!), вела себя как ни в чём не бывало. Тем более что утро это нежданно, с лёгкой её же руки, отметилось чрезвычайным событием, перед которым всё тушевалось, прощалось, меркло, блёкло, уходило на далёкий задний план.

Само погружение явилось настолько никчёмным и, скажем прямо, позорным мероприятием, что даже Света скоро угасла: сколько можно смотреть, как в телевизор, на редких сероватых рыбок, кормящихся из рук бедных аквалангистов! Бедных – потому что лишь наши штатные дайверы в открывающейся скучнейшей панораме подводного мира пытались хоть как-то развлечь публику профессионально невинным заигрыванием через иллюминатор и жидким рыбным хороводом, отработанным годами практики. В конце законного получаса в толще воды и вправду начал вырисовываться мутный остов какого-то нефтевоза, затонувшего в Ларнакском заливе лет тридцать назад, но смотрелось всё это так вызывающе куце, что стало немножко стыдно за певучую экскурсоводшу (бывшую искусствоведшу), за себя, так легко попавшего под трал туристического надувательства, и очень-очень обидно за Свету, которой эта экскурсия адресовалась. (Сколько ни тормошил я свою встревоженную интуицию, знаков охлаждения после вчерашнего не отметил – всё было ровно и по-доброму, как всегда.)