Юнна Мориц - Рассказы о чудесном

«Человек на этой картинке похож скорее всего на врача — из-за шапочки, белой накидки», — подумала Маша. Его улыбка ей очень понравилась, потому что она как бы тайно намекала Маше: непоправимого нет, нет, нет… Знала Маша и от матери, и от подруг, что она фантазёрка, придумщица. Однако и это мало её огорчало: ведь нельзя же придумать то, чего совсем не бывает в природе! «Кто же сидит под голубем, так улыбаясь тому, что пишет? И что он там пишет?» — вздохнула она.

Расстелив простыню, Маша распрямилась и увидала, что внизу, под картиной, есть печатная надпись: «Плакетка. Св. Бонавентура. Флоренция. XVII в. Флорентийская мозаика». Слово «плакетка» Маше совсем не понравилось, потому что в нём слышалось ей слово «плакать». Пелагея Григорьевна обняла и поцеловала племянницу в лоб, они улеглись и погасили свет. Маша долго ещё не спала, как ей показалось, но не услыхала ни единого вздоха.

Ей приснилось, что — лето и что стоит она босиком на зелёных плитах мраморной веранды, а за красным столом, спиной к белым горам и зелёным деревьям сидит улыбающийся сапожник и вколачивает белые деревянные гвозди в белую книгу, а белые гвозди подаёт ему в клюве голубь, распластанный в облаке. «Здравствуйте, Св. Бонавентура! Скажите, пожалуйста…» — обращается Маша к сапожнику и видит, что это никакой не сапожник, а родная сестра её отца улыбается так, словно нет непоправимого, словно смерть вот-вот к ней придёт, всё увидит в целости и в красоте и скажет жизни: бери, это — твоё…

Пелагея Григорьевна умерла через месяц и три дня. На поминках было много народу, и Маша, измученная бессонными ночами, пекла несметные горы блинов. Когда Маша наконец присела к столу, одна приятельница Пелагеи Григорьевны, врач-онколог, сообщила всем по секрету, что сделано потрясающее открытие — вирус гриппа убивает раковые клетки. Выходило так, что надо болеть вирусным гриппом, лучше всего «гонконгским», и тогда или рака не будет, или он сам пройдёт.

Маша вернулась в деревню и рассказала всем-всем, что её тётка Пелагея Григорьевна заболела раком, и должна была умереть, и даже знала сама об этом, но решила жить, как здоровая, потому что… И тут, конечно, Маша поведала о сапожнике и о своём сне про Св. Бонавентуру. После этого сна, рассказывала Маша, заболела тетка Пелагея Григорьевна «гонконгским» вирусным гриппом, не пила, не ела, горела, бредила, но рак прошел окончательно!

И еще лет двадцать на вопрос: «Жива ли Пелагея Григорьевна?» — отвечала Маша:

— Жива! Жива! Вот жива — и всё тут!

Ещё успела Маша осчастливить своего отца и выйти замуж за молодого учителя, тихого и доброго человека, который замечательно рисовал Машу на разных картинах. За картинами этими лет пять назад гонялась «вся Москва», но их оптом скупил известный искусствовед, большой специалист не то по «интуитивному примитивизму», не то по «примитивному интуитивизму», искусный коллекционер «безыскусного искусства»…

Как все по-справедливому счастливые люди, Маша никогда не врала. Но эта история с теткой!.. Она рассказывала её бесконечно, из года в год, по первой же просьбе: «Манечка, расскажи… Вот послушайте!»

И Маша рассказывала вновь и вновь, а рыжее и зелёное пламя её лица освещало всю эту историю так убедительно, а годы летели, и выходило, что тётка у Маши — бессмертная?.. И выходило, что тётка у Маши — бессмертная…

Да! Вот ещё что! В «Словаре иностранных слов» нет почему-то слова «плакетка», но зато есть глагол «плакировать», с которым, несомненно, «плакетка» связана самым коренным родством. И у глагола этого два значения из трёх кажутся мне достойными пристального внимания и живого интереса:

1. Покрывать листы металла в процессе горячей прокатки тонким слоем какого-либо другого металла, более устойчивого к коррозии, для предохранения от разрушения ; 2. Накладывать дёрн на земляные откосы с целью укрепить их корнями трав и предохранить от размыва и оползания .

Когда кружится голова, позови знакомое дерево.