Энгус Уилсон - Рассказы

Откинувшись в кресле, полузакрыв глаза и пуская колечки дыма, она произнесла то цинично-остроумное обещание, что повторяла уже пять лет подряд.

— Обещаю, — протянула она, — вести себя хорошо всякий раз, как усмотрю в этом пользу… — и добавила все с тем же смешком: — для себя, — но почему-то ей самой эта немудреная шутка показалась сегодня более осмысленной, чем когда-либо. Видно, и в самом деле есть на свете что-то, кроме тряпок, подумалось ей, и она устремила взгляд в самую глубину ирландских глаз Тома.

Жесткий, капризный голосок Стеллы Хеннеси вторгся в их грезы.

— А я и не знала, что вы социалистка, миссис Тэлфорд-Рич, — сказала она, и глаза ее были не глаза, а удивленные голубые шарики. — Вы, я вижу, твердо вознамерились сломать классовые барьеры. Надо будет и мне принять новогоднее решение — по проблемам труда, — добавила она сухо и бросила на Тома взгляд презрительный и угрожающий.

Однако еще до конца праздника Стеллу Хеннеси ждали и более серьезные неприятности с персоналом. Четверть часа спустя направляясь к себе в контору, она шла мимо маленькой гостиной в пристройке. Через приоткрытую дверь, в слабом свете, падавшем из окна, она увидела две фигуры — Глория на диване, а поперек ее Брюс, у нее платье совсем съехало с плеч, и он ласкает ее полные обнаженные груди. Стелла отпрянула от двери, чтобы ее не заметили. У Глории вырвался пьяный смешок.

— Небось, вы так и с мамашей Хеннеси забавляетесь.

Брюс икнул.

— Да ну ее, старую корову. По мне, лучше из кокосового ореха молоко выжимать.

У Стеллы тошнота подступила к горлу: боже мой, да стоит ли терпеть эту каторгу даже ради того, чтобы Поль мог окончить курс в Мальверне.

— «Если это вина, тогда я виновен, виновен в любви к тебе», — промурлыкал Том своим вкрадчивым ирландским тенорком.

— Красив до неприличия, — сказала Клер. В конце концов, ни леди Чаттерли, ни жена Пентефрия не уронили себя в глазах общества. А чем она хуже?

— Вы ослепительны, вы бесконечно прекрасны, — отозвался Том. Это было та-к похоже на кино, что собственные слова безудержно увлекали его все дальше. — Чтобы такая красота пропадала даром — да это преступление, — продолжал он. И в Клер, прорываясь сквозь наслоения снобизма и наигранной пресыщенности, развевая даже плотные облака жалости к себе, столько лет обволакивавшие ее чувства, стало просыпаться желание. Как часто она уверяла других, что одевается элегантно только для собственного удовольствия, все это ложь, чепуха, куда приятнее одеваться элегантно, чтобы доставить удовольствие мужчине.

— Можно я к вам приду ночью? — хрипло спросил Том, но тут же с огорчением сообразил, что она ведь спит в одном номере с Брюсом. — Я вам покажу, где меня найти, где мы вкусим блаженства.

Клер улыбнулась ему сквозь счастливые слезы.

— Может быть, — сказал она. — Может быть.

Сэр Чарльз через всю комнату запустил серпантином в рассыльного. «Страх не сумел спастись, любовь догнать сумела», — затянул он, но на этот раз Фрэнсис Томпсон оказался неправ: в следующую минуту рассыльный улизнул через обитую зеленым сукном дверь в служебные помещения.

— Что ж ты не танцуешь, Руби, — сказала старая миссис Манн. — И смотри-ка, милочка, твое бандо съехало набок.

— А пропади оно пропадом! — крикнула Руби и, сдернув бандо с головы, швырнула его на колени матери. — Я за весь этот чертов вечер ни разу не танцевала! — И в слезах выбежала из комнаты.

— Я сразу заметила, что у Руби сегодня нервы пошаливают, — сказала ее приятельница Инид.

Из буфетной при столовой появилась торжествующая Берта, ведя за руку совсем скисшего Грирсона. Лицо ее светилось счастьем, жизнь дала ей все, о чем она мечтала. А Грирсон был белее мела, и у парадной лестницы его вырвало.

— Подтянись! — крикнул его коллега-медик. — Прошу извинить, друзья, сейчас я его уложу, пусть проспится.

— Объяснять, как снисходительно отнеслась к вам администрация, вероятно, нет смысла, — сказала Стелла Хеннеси, и ее ротик округлился наподобие розового бутона, отчего она стала похожа на младенца, в которого вселился злобный бес. — Ваше сословие не способно на благодарность. После вашего позорного сегодняшнего поведения вам, конечно, не будет предоставлена льготная неделя, о которой все вы вечно толкуете. Я могла бы вас выгнать сейчас же, сию же минуту, но так и быть, можете убираться завтра, только с самого утра. Вы меня слышите? — Она резко повысила голос, потому что Глория как-то странно на нее смотрела. — Или так напились, что уж ничего не соображаете?