«Десять центов за танец, такая цена, дрожат колени, ноет спина», — играл оркестр, и Глория подпевала. Брюс вел ее в медленном фокстроте, она почти лежала в его объятиях. Вот было бы замечательно, думала она, служить где-нибудь платной танцоршей и для заработка каждый вечер танцевать с сотнями мужчин. «Кавалеры любезны, отбоя нет, а чулки все в дырках, сквозят на свет, — пела она. — Я здесь до закрытия каждый день, плати и танцуй, кому не лень».
— В песенке-то этой правда, черт возьми, — сказал Брюс, и у него даже голос сорвался, до того это показалось ему трагично. Бедные девочки, разнесчастная у них жизнь, изволь танцевать с любым скотом, лишь бы платил. И Глория вдруг тоже увидела это в таком свете и расплакалась.
— Брюс! — всхлипнула она. — Брюс. — И уткнулась головой ему в плечо.
— Полно, полно, малютка, — отозвался он ласково.
Рыжие кудряшки Берты плясали в воздухе в такт ее неуклюжим прыжкам, она крепко держалась за Грирсона и улыбалась ему, обнажая черные зубы. Золушка нашла своего принца, мечта сиротки сбылась.
— Ты зачем, мое солнышко, смотришь по сторонам? — спросила она. — Нечего тебе водиться с этими потаскушками, ты смотри на меня.
В его глазах изобразился такой ужас, словно он взглянул на медузу Горгону. И рассыльный тоже с тревогой поглядывал на старого сэра Чарльза, тыкавшего его пальцем в грудь.
— Плечи тебе надо развернуть, голубчик, — говорил старик. — Дай срок, наденут на тебя мундир да поучат дисциплине. Немножко муштры — вот что тебе требуется.
Старая миссис Манн все улыбалась своим мыслям.
— Мне, право же, кажется, что ваша мама чуточку geschwimpt [14] Под хмельком (искаж. нем. beschwipst).
, — сказала Инид своей приятельнице Руби, это словечко она подхватила, когда ездила с экскурсией на Рейн.
— Мама, тебе нездоровится? — спросила Руби, но ее мать уже обратилась к миссис Тэлфорд-Рич, стоявшей возле ее кресла.
— Так странно, — сказала она, — сегодня у нас только Руби надела бандо.
Швейцар Том издали разглядывал Клер. Что и говорить, хороша, особенно эти темные глаза и иссиня-черные волосы. И сразу видно — гордячка, высокого полета птица, не то что управляющая. С такой переспать — будет чем похвастать, не говоря уж об удовольствии.
— Окажите мне честь, мэм, разрешите вас пригласить, — выпалил он, и его синие ирландские глаза плясали, а вся повадка показывала, какой он простодушный, благоразумный юноша.
— Очень мило с вашей стороны, Том, — протянула Клер. — Не откажусь… Вам кто-нибудь говорил, что вы прекрасно танцуете? — спросила она полчаса спустя, когда они все еще вальсировали.
— Это вы, наверно, меня вдохновили, такая красавица, да в таком прелестном белом платье, — сказал Том и обратил на нее до того честный взгляд, что она почувствовала: на такого нельзя сердиться. Ну, Том, подумал он, дело в шляпе.
По мере того как вино размывало скованность, происходило смешение сословий. Угодливость работников стала сменяться презрением, с каким они всегда относились к чуть завуалированному беспутству тех, кого обслуживали. Постояльцев фривольный тон персонала удивил — откуда им было знать, что условия труда в этом отеле способны привлечь лишь грязную пену с того огромного потока рабочей силы, который кризис выплеснул в Лондон. Впрочем, свой к своему поневоле тянется. В сущности, господа и слуги в равной мере принадлежали здесь к разряду «люмпен».
Они встали в круг, чтобы песней встретить наступающий 1932 год, и над ними заколыхались воздушные шары — красные, синие, зеленые, серебряные: колбасы, луны. Клер крепко сжимала руку Тома, и ее звучное контральто выводило «За счастье прежних дней», перекрывая все остальные голоса. Берта сдавленным шепотом сообщила свое новогоднее пожелание на ухо Грирсону. Инид, стоявшая рядом, вздрогнула от неожиданности — ей послышалось ужасное слово, из тех, что не произносят вслух. Миссис Манн тоже что-то прошептала, но ее пожелание как будто сводилось к тому, чтобы в 1932 году носили больше бандо, а Руби поклялась себе, что в жизни больше не пойдет ни на один бал. Сэр Чарльз держал свой воздушный шар в руках.
— Уповаю, что в наступающем году будет больше товарищества между людьми, — произнес он высокопарно. — Следуя примеру Ахилла… — Но не докончил фразу, потому что шар внезапно лопнул прямо у него под носом, так что рассыльный в полном восторге чуть не подавился от смеха. Брюс, сидевший в сторонке без пары (Глория ушла «в одно местечко» поправить лямку), загрустил и решил про себя больше не иметь дела с женщинами. Тому вспомнилось что-то, когда-то услышанное в мюзик-холле. «Обещаю весь год эту радугу дивную хранить в благодарной душе», — проговорил он и с облегчением убедился, что именно такой сентиментальной белиберды и ждала от него Клер.
Читать дальше